Вихрь
Шрифт:
– Милая, предложи чашку кофе.
Госпожа Скарлоссу, не торопясь, вышла, чтобы принести кофе, и через минуту показалась между двух портьер с серебряным подносом в руках.
Жан, изо всех сил стремясь быть вежливым, ринулся ей навстречу, поскользнулся, проехал фута два, растопырив ноги, по паркету, затем с треском сел на пол.
Госпожа Скарлоссу поставила кофе на изящный столик буль и до слез расхохоталась. Жан, который негодовал на себя и притом еще порядочно ушибся, встал без особой фации. Его лицо пылало. Некоторое время
– Присядьте… Не подвергайте себя опасностям паркета.
О! Над ним смеются! Жан вышел из себя.
– Я буду играть, – заявил он яростно, – если вы хотите слушать меня. Я пришел сюда не для того, чтобы увеселять вас. Я сыграю и уйду.
Госпожа Скарлоссу фыркнула и заметила по-немецки мадам де Кланс, что юный артист лишен чувства юмора.
Скарлоссу, сделав равнодушное лицо, сказал просто:
– В таком случае идемте сюда.
Он прошел в соседнюю комнату. За исключением рояля и полки для нот, наваленных грудой, она была пуста.
Скарлоссу сел за рояль, и его обычно безразличное лицо вдруг изменилось, загоревшись напряженным интересом.
– Хотите это? – спросил он, вытаскивая тарантеллу Скарвенки. – Или, может быть, сонату Мясковского? Выбирайте сами, – прибавил он, указывая на ворох нот.
Жан взял вариации Брамса и молча подал их Скарлоссу.
– Начнем, – сухо сказал Скарлоссу, опуская руки на клавиши.
В соседней комнате Ванда де Кланс рассказывала госпоже Скарлоссу о визите к ней Жана. Когда он начал играть, она прервала свою речь. Госпожа Скарлоссу слушала, выражая лицом удовольствие.
– О, Людвиг будет в восторге! – шептала она.
Ни одна из них не проронила ни слова, пока не кончилась музыка. Раздался голос Скарлоссу:
– Возьмем теперь что-нибудь совсем легкое и простое.
Он наблюдал за взмахами смычка Жана, в то время как тот играл.
– Так! Так! – вскричал он, затем, указывая пальцем, сказал: – Возьмите это «Ungeduld», там, под вашей рукой. Сыграем это!
Жан, закрыв глаза, играл, как он выражался, «по наитию». Скарлоссу, сидя за роялем, один или два раза с жаром кивнул головой. Когда исполнение «Ungeduld» было окончено, он сказал:
– Теперь «Апассионату».
Жан нашел ноты, положил их на пюпитр и начал играть. Внезапно Скарлоссу оборвал игру, встал и бросился к нему, схватив его за руки. Его голубые глаза сверкали. Его лицо изменилось.
– Изумительно! – сказал он. – Чудесно! Милая, поди сюда!
Вошла госпожа Скарлоссу.
– Довольна? – спросил он ее, улыбаясь одновременно ей и Жану.
Затем повернулся лицом к Жану.
– Из вас будет толк, будет толк! Молодец! Поразительно! Вас ждет успех, и какой еще!
Из дверей, ведущих в залу, раздался смех. Дверь отворилась, и вошел белокурый, неряшливо одетый человек со светло-голубыми глазами.
– Господин Эбенштейн, – представил Скарлоссу, – антрепренер. Мсье Виктуар.
Эбенштейн стал весело объяснять Жану, что, опоздав, он сидел в зале рядом, так как не хотел его смутить.
Жан засмеялся и сказал:
– Да, да, но я никогда не нервничаю.
Он положил в сторону свою скрипку и оперся о рояль, засунув руки в карман. Вся его поза выражала вопрос. Казалось, даже его глаза ожидали ответа на невысказанный вопрос: «Когда? Где? Откройте это мне! Какова будет моя судьба?»
Эбенштейн погладил свой подбородок в раздумье, затем раза два взглянул на Жана и сказал:
– Вы хотите дать концерт?
Жан кивнул головой.
– Конечно! Как я могу показать себя иначе?
– Концерт стоит много денег, – сказал Эбенштейн, сжимая губы, – много денег. Вас не знают. Вас надо рекламировать. Масса расходов… Вы…
– После того как вы соберете входную плату, – запальчиво вскричал Жан, – вы покроете все расходы. Я буду иметь успех! Я вам говорю!
В этот момент в комнату вошел лакей и широко распахнул двери, приглашая пройти в соседнюю комнату.
Там были приготовлены вино и печенье.
– Ага, – сказал Эбенштейн, – шампанское!
Скарлоссу наполнил бокалы, роздал их присутствующим, затем высоко поднял свой бокал.
– За ваш успех, мсье Виктуар!
Жан сразу осушил свой бокал. Затем повернулся, чтобы посмотреть, пьет ли мадам де Кланс за его будущую славу. Она даже не смотрела на него, а разговаривала через портьеру с кем-то в другой комнате. Затем она откинула портьеру, и в комнату вошла высокая дама в сопровождении белокурого господина.
Жан сжал руку Скарлоссу, впившись своими пальцами в мягкую бархатную ткань рукава.
– Что такое? – воскликнул Скарлоссу с неудовольствием. – Что с вами?
– Кто эта дама? – взволнованно спросил Жан. – Та, что сейчас вошла?
Скарлоссу освободил свою руку, прошел через комнату и низко поклонился вновь пришедшим.
– Кто это? – повторил Жан. Эбенштейн посмотрел на него.
– Эта дама? Это графиня фон Клеве, вдова. Год назад ее муж умер. Говорят, она сказочно богата. Она подруга, чуть ли не кузина мадам де Кланс.
– А что за человек был ее муж? – спросил Жан. Эбенштейн сделал гримасу.
– О, отвратительный тип, притом старик, годившийся ей в деды. С ее богатством она, наверное, скоро опять выйдет замуж.
Жан промолчал. Он не в силах был отвести глаз от Ирэн, черты которой были ему знакомы по медальону Тео. У него слегка кружилась голова.
Ирэн повернулась и посмотрела на стоявших в комнате. Ее глаза остановились на Жане. Она посмотрела на него приветливо и почти застенчиво, затем нерешительно шагнула в сторону разговаривающих.