Викинг
Шрифт:
От нечего делать я начал пристально разглядывать всех встречных женщин подходящего возраста… И уже минут через десять показалось, что они все тут — на одно лицо. Здоровые, крепкие… но какие-то выцветшие.
«Э-э-э, батенька, — сказал я сам себе. — Да вы просто привередливы чересчур. На себя взглянуть извольте. Тоже ведь не Бальдр [30] . И даже не хускарл Тьёрви».
Однако мы нагулялись. Пора и перекусить. Что там наш ярл, вернее, секонунг намекал насчет пира?
30
Бог,
Глава двадцать девятая,
в которой герой успевает многое: попировать, влюбиться, оскорбить друга и оказаться обвиненным в колдовстве
Пир удался на славу. То есть действительно удался. Вокруг — все свои. На столах все, что душе (то бишь — желудку) угодно. Мясо жареное, тушеное, вареное, овощи свежие и маринованные, маслице, сметанка, сыр всяческий. Кашка такая и сякая, лепешки горячие, маленькие, чуть пошире ладони. Их пекли на особых сковородках с длинными ручками, а муку для них женщины мололи особыми ручными мельницами. Весьма трудоемкая операция. Поглядев на этот процесс, я сразу понял, почему викинги большую часть зерна изводят на пиво, а кушать предпочитают мясцо и рыбку. Кстати, о последней: такой рыбки я никогда не едал. Вот что значит — свое и для своих. Плюс — безупречная экология. Хрёрек даже на пряности не поскупился. Оказывается, в этом мире есть перец! Вот уж не знал, не ведал…
Пиво, свежесваренное и вызревшее, вино заморское… Блин! Виски! Или что-то похожее. Местные называют его «зимним пивом». Потому что готовят его зимой, методом вымораживания. Но градус — вполне приличный.
Нет, мне это застолье однозначно понравилось! Антисанитария, конечно. Из столовых приборов — ножи да пальцы. Вместо салфеток — собственные штаны, волосы да собачья шерсть. Собак, кстати, целые стаи по дому шлялись. Грызлись из-за подачек, тыкались мордами в колени… Здоровенные кудлатые волкодавы размером со среднеазиатскую овчарку. Не хотел бы я с такой стаей встретиться ночью без подходящего оружия. Хотя к человеку — со всем уважением. Этакого наглого взгляда, который присущ «кавказцам» и алабаям нашего времени — ни следа. Уважение к человеку (своему) — безграничное. Хоть верхом садись. На них, кстати, и ездили. Правда, только зимой и, само собой, не верхом, а в саночки запрягали.
За нашими спинами шустрил обслуживающий персонал: подкладывали, наливали, подсыпали…
Музыка, кстати, играла. И не такая уж отвратительная. Бубны, погремушки, барабанчики, дудки, что-то вроде маленьких гуслей… Играли не по популярному здесь принципу: кто громче, тот и молодец… Какое счастье, что среди музыкантов не было волынщика!
Да, еще, конечно, девки. Помимо, так сказать, дворовых, пригнали целую толпу местных «девушек по вызову». Тех, что получше (по здешним меркам, разумеется), — сразу расхватали. Остальных освоили постепенно. Как говорится: ничто так не красит женщину, как выпитое мужчиной.
По сравнению с местными, я на спиртное относительно крепок. То есть десятилитровой бадьи пива мне, конечно, не выпить. Но не потому, что под стол упаду, а потому, что лопну. Однако забирает меня слабее, чем других. Видимо, сказывается русский генотип. Еще я несколько привередлив. Поэтому к моменту, когда я созрел приласкать какую-нибудь милашку, девочек уже разобрали более темпераментные братья по оружию.
Впрочем, одну я все же сумел обнаружить. И сразу сказал себе: «Коля! Ты жаждал чего-нибудь… оригинального? Господь услышал крик твоей души!»
Девчонка жалась в уголке, явно надеясь, что ее не заметят. Напрасная надежда. Девок на всех точно не хватало. Ее сисястых и жопастых подруг уже разобрали. Да они и сами лезли хридманнам на колени. Где удовольствие, там и щедрость. А эта — пряталась. Совсем молоденькая. Нежная, как шиповник.
Черноволосая и черноглазая. То один, то другой из пирующих косился в ее сторону, но пока объем пива, принятого на грудь, был еще недостаточен, чтобы захотелось задрать подол этой неказистой, по местным меркам, девушке.
Надо было выручать. И я поманил ее к себе. Не подойти она не посмела, но дрожала как олененок. Я усадил рядом на скамью (Руад потеснился), спросил по-скандинавски:
— Как тебя зовут, юный цветок?
— Я не понимаю.
Вблизи она оказалась еще симпатичнее. Совсем не похожа на развратных потасканных девок, коих здесь — в изобилии.
— Ешь! — Я пододвинул ей свою тарелку.
Девчонка набросилась на еду так, будто ее не кормили дня три. А может, и не кормили, кто знает?
— Маленький черный волчок нашел себе маленькую черную зверушку!
Это Стюрмир. Он не со зла. Просто пошутил. По местным правилам хорошего тона мне следовало отшутиться. И я сказал:
— Ничего, Стюрмир! Тебе тоже повезет. Найдешь себе толстую гладкую тюлениху!
Честное слово, я не хотел его обидеть! Простодушного веселого здоровяка Стюрмира, который вдобавок еще и жизнь мне спас… Да я сам за него кого хочешь обижу! Но откуда ж я знал, что намек на совокупление с ластоногими млекопитающими для нурмана оскорбителен?
Стюрмир побагровел. То есть его кирпично-красная квадратная ряха приобрела оттенок сырой свеклы. Все, кто слышал, уставились на меня: чего это Ульф вдруг попер на хорошего парня?
Стюрмир недолго переваривал оскорбление. Не тот он человек. Раз — и он уже полез на стол, опрокидывая блюда и сбивая кувшины. Два — и он уже навис надо мной.
Вставать времени не было. Поэтому я кувырком ушел назад, до визга напугав грызущую кость собаку, и встал на ноги уже на вполне подходящей дистанции, ожидая нападения.
Стюрмир не заставил ждать долго. Напрыгнул сверху, растопыривая ручищи. А ручищи у него, как стальные захваты. И все прочее — такое же.
Сначала я хотел всего лишь уклониться, но тут боковым зрением усмотрел здоровенный глиняный кувшин с пивом. В таких ситуациях я соображаю очень, очень быстро. Стюрмир еще летел, а я уже знал, что делать.
Уход в сторону, зацеп за ногу с одновременным перехватом одной из грабок на уровне локтя — для придания полету правильного направления — и бинго!