Викинги
Шрифт:
— Лопаты достать! Быстро! — скомандовал Шторман, отдышавшись.
Все четверо принялись копать. Затея этих людей могла показаться нелепой, нереальной, но они с таким остервенением стремились к цели, что в их деле проявилось нечто эпическое. Шторман ворочал лопатой бешено, как будто от того вся жизнь его зависела — да так оно, пожалуй, и было. Они были так заняты, что не видели, как полярная сова, наблюдавшая за ними с высокой ветки, повернула голову в другую сторону.
Дальше все случилось быстро. Молодой Кёниг почувствовал, как его лопата с легким стуком во что-то уперлась. Он подозвал Штормана и других товарищей посмотреть на свою находку. Этот камень был, наверное, дверью к
— Стоять! Руки вверх!
Черную, как их мундиры, ночь внезапно затопил свет. Партизанский отряд — человек пятнадцать — окружил четверых эсэсовцев из Аненербе. Шторман подумал, не раскусить ли ему ампулу с цианистым калием, которую он всегда носил с собой. На миг подумал и о том человеке, с которым расстался в нескольких метрах отсюда, который привел его в этот лес. Нет, не вручит он ему свою победу. Да возможно ли, чтобы все рухнуло так близко от цели? Сам не понимая почему, Шторман покорился и поднял руки вверх. Не страх, не малодушие побудили его повиноваться приказу. Может быть — безумная надежда когда-нибудь все же проникнуть в тайну кургана и написать новую страницу славной истории предков — викингов.
Глава 2
Руан, март 1944 г.
Приходило ли в голову Клоду Моне хоть раз посмотреть, как на город спускается ночь? Нет сомнений, нежные отблески звезд на камне чудесно возбудили бы его воображение. Пьер Ле Биан всегда очень любил живопись. Любил он и архитектуру, скульптуру, гравюру, а также всякое прикладное искусство. Этот молодой человек был из тех, для кого прошлое интереснее настоящего, и в его оправдание надо сказать, что весной 1944 года в настоящем не было ничего хорошего. Он обошел каменный корабль, стоящий посередине столицы Нормандии, и подумал: если хорошо вроде бы знакомое здание застать врасплох, у него будет совсем другое обличье.
Ле Биан знал, что сильно рискует, гуляя по городу один в комендантский час. Но с той поры, как разразилась эта дурацкая драка и его профессиональное будущее стало неясным, он был вынужден сам для себя выдумывать все новые поводы для размышлений, поисков и находок. В конце концов он решил, что война не помешает ему работать дальше.
Он оглянулся, убедился, что никто его не видит, достал из кармана и вставил в замок боковой дверцы собора странный инструмент. В семействе Ле Биан, конечно, не любили болтать, что у них был дядюшка-домушник, но вот его уроки вдруг и пригодились. Пьер осторожно пошевелил отмычкой в замке: раз неудачно, другой… С третьей попытки послышался характерный щелчок. Дверь открылась, и Ле Биан быстро прошмыгнул в здание. Молодой человек с виду казался немного постарше своих двадцати. Все детство ему приходилось сносить насмешки товарищей над его неуклюжестью и неспособностью к спорту. Он не любил расчесываться — так и жил со всклоченной черной гривой; из-за нее и светло-голубых глаз Пьер был похож на бретонского моряка, заброшенного в нормандские поля. Подростком Ле Биан вытянулся, как растение, ждущее полива, чтобы достичь настоящей своей высоты. Спортивней он от этого не стал, но относиться к нему стали лучше.
Собор Божьей Матери спал мирным сном: так спят те, кто знает, что время не властно над ними. Низались четки столетий, а собор был все так же великолепен, невзирая на наскоки времени и на безумие людей. Археолог зажег маленький факел, но больше для проформы: он и слепой без малейшего труда прошел бы по зданию, в котором постоянно бывал с малолетства. Воспитание матери-богомолки теперь сильно помогало молодому искусствоведу. Пока он рассеянно слушал проповеди кюре, взгляд его блуждал, между баз колонн в трифории, подымался к перекрестьям стрельчатых сводов и, наконец, терялся в роскошной разноцветной розе, славившей вознесение Богоматери.
Ле Биан направился к часовне святого Романа Малого и осторожно подобрался к цели своих поисков. У него не было никаких причин с чрезмерным почтением относиться к тому, что, если подумать, было просто человеком, умершим тысячу с небольшим лет тому назад. Его запечатленные в камне черты целиком сохранили дикое величие, данное ему скульптором. Археолог машинально положил руку на голову Рол-лону — человеку, который сначала разорил Нормандию, а потом ее же основал. Днем он никогда не решался сделать так: боялся, что сторож от излишнего усердия заругает. Из маленькой заплечной сумки он достал другой предмет — память о дядюшке Никелированном: железную полосу с расплющенным концом. Еще раз посмотрел на каменный силуэт первого герцога Нормандского. Ненадолго дал волю своему воображению: представил себе, что статуя может ожить. Но времени у Ле Биана не было: дело было важное. Он осторожно подсунул свой ломик под тяжелую плиту около статуи, попытался отодвинуть ее. Одолеть сопротивление камня нелегко, тем более, что работать надо было в полнейшей тишине. Инструмент выскользнул из щели, вырвался из рук, и Пьер, не удержавшись, громко чертыхнулся.
— Так-так, значит, мало того, что ты забрался в дом Божий, так еще и позволяешь себе тут ругаться?
Человек, заставший Ле Биана за неположенным занятием возле надгробной статуи Роллона, криво улыбался.
Археолог тотчас узнал сторожа Мориса Шарме: он уже много раз видел его в соборе. Лет ему было чуть-чуть за шестьдесят, но выглядел он старше. Ле Биан подумал, что эта чертова война старит всех, кто с ней соприкоснулся. Сторож ругать его не стал, а положил отечески руку на плечо.
— Ты молодой Ле Биан, не так? — произнес он. — Я твою мать хорошо знаю: из усердных усердная.
Молодой человек не оценил, как высоко по-церковному ставится вера его матери. Только он бы никогда и не подумал, что ее святошество может ему в случае чего помочь.
— Ты, говорят, археолог, — продолжал сторож. — Ну, это не причина забираться в храм и крушить его, как вандал.
— Я студент-искусствовед, — уточнил Ле Биан. — И вовсе я не вандал, просто я занимаюсь ранней историей Нормандии.
— А полиции про это рассказать не хочешь?
— Нет, вы же в самом деле не станете…
Сторож махнул рукой: ему до этого дела нет.
— Я тебя не спрашиваю, что ты ищешь, — сказал Шарме, немного понизив голос. — Только знай, что это ищешь не ты один…
— Как? — удивился юноша. — Что вы хотите сказать? Сюда еще кто-то приходил до меня?
Сторож приложил палец ко рту в знак молчания.
— Тихо… здесь у стен есть уши, да и где их нет в наши смутные времена! Больше я тебе ничего не скажу. Но если ты так увлекаешься старыми камнями, как говоришь, надо бы тебе пройтись возле кладбища Сен-Маклу. Знаешь, это такое место, где самую отягченную грехами душу тянет стать полегче…
— Но я прекрасно знаю это кладбище, — раздраженно возразил Ле Биан. — Перестаньте говорить загадками. Скажите лучше, что вы знаете и о чем не хотите говорить.
Но сторож уже пошел прочь. Проходя маленькими шажочками по галерее, он только еще сказал:
— Знать-то ты его знаешь, но в иное время туда особенно стоит сходить… Например, завтра часа в четыре дня… Выйдешь из храма — не забудь запереть дверь. Господь сквозняков очень не любит!
Глава З