Викинги
Шрифт:
С этими словами генеральный секретарь опрокинул медное пресс-папье с ручкой в виде свастики, украшавшее стол Штормана. Оно ничего не стоило, но было довольно тяжелым и, упав со стопки бумаг на деревянный стол, глухо стукнуло. Штормана удивил такой странный поступок: он вовсе не привык, чтобы офицер СС так непочтительно обходился с символом партии и рейха, — но не позволил себе никаких замечаний.
— Видите ли, — продолжал Зиверс, устанавливая предмет со свастикой обратно на бумагах, — не один я полагаю, что рейх находится в страшной опасности. Эти угрозы могут погубить нашу мечту, которой мы поклялись верно и честно служить. Объявив войну всем своим соседям, открыв два фронта, наш фюрер, быть может… как бы сказать…
Зиверс резко оборвал себя, и Шторман ощутил то же болезненное чувство, что было у него за несколько минут до того, когда он сидел один в своей комнате. Он не мог выдержать этого молчания наедине, никак не мог его не нарушить:
— О каком враге вы говорите, герр Зиверс?
— О нас самих! — глухо произнес оберштурмбаннфю-рер. — Вот наш самый неумолимый враг. Он один способен поколебать нас на том славном пути, на который мы вступили.
Начальник Аненербе встал, словно ему нужно было набраться сил. Он уставился на портрет Гитлера в простой коричневой деревянной рамочке. Он смотрел, и в его глазах не отражалось никакого чувства к фюреру. Боялся он? благоговел? ненавидел? восхищался? Невозможно было сказать.
— Люди не вечны, Шторман, — продолжил Зиверс. — Но их идеи вечны. Сегодня мы должны действовать четко и бет промедлений. Нам в Аненербе прекрасно известно, что разум отвечает не на все вопросы. Слишком долго наша дорогая Европа страдает в тисках рационального образа мыслей нескольких французских философов-вырожденцев и мазохистского мистицизма приверженцев семитской религии. Мы знаем: корни нашего народа не там. Они глубоко в той земле, на которой мы родились. Мы должны копать все глубже и глубже, чтобы обнаружить их и суметь ими воспользоваться.
В первый раз, войдя в комнатку Штормана, Вольфрам Зиверс взглянул на него. Он заметил, что в панцире готового к повиновению члена СС прятался растерянный человек, который не понимал, чего начальник ожидает от него. Пришла пора объясниться.
— Мы в СС знаем, как выиграть эту войну и дать рейху тысячелетнее господство, — шепотом сказал старший офицер. — Не надо изобретать новых ракет, не надо придумывать хитроумные стратегии в кабинетах военного ведомства. Мы знаем, что у наших предков были другие, куда более радикальные средства для победы над врагами. Сегодня наша задача — найти Антикрест и уничтожить всех, кто нам сопротивляется. Однако в Берлине, даже в самых высших сферах, есть люди, которые думают не так, как мы. Мы с ними носим одну форму, говорим на одном языке, одинаково поднимаем руку в приветствии, но они — наши враги. Вы понимаете, Шторман? Слава богам, есть другие люди, и их все больше, которые разделяют нашу веру и полны решимости принести ей славу и торжество. Для блага нашей родины мы должны работать вместе и черпать в тайнах прошлого силу для будущего. Вы согласны, Шторман?
— Да… конечно, герр Зиверс, — ответил молодой человек, окончательно растерявшись. — Но чего вы хотите конкретно от меня?
Начальник положил ему руку на плечо. Сейчас, и только сейчас, его лицо осветила улыбка.
— Конкретно от вас? Я хочу, чтобы вы нашли абсолютное оружие — то, которое некоторые наши источники называют Антикрестом. Вы идете по следу викингов, и я верю в ваши способности: они велики, я знаю. Если СС раскроет секрет непобедимости викингов, нас ничто не сможет остановить. Откройте для нас Божий Молот, установите настоящую роль Роллона в саге о сыновьях Туле. Но вы, Шторман, должны все делать очень быстро и не давать ни секунды передышки тем, кто хочет вставлять нам палки в колеса. Я даю вам все полномочия. Не смущайтесь ничем: важен только результат. За рейхом гонится свора — мы не должны дать ей загнать себя. Но олень опасней всего, когда ранен. Мы люди лесные, Шторман, не забывайте! От наших предков мы сохранили искусство сражаться в тысячелетних дубовых чащах. Мы не имеем отношения к пустыне и смерти. Мы — воплощение жизни, но чтобы жизнь восторжествовала, сперва мы будем нести смерть.
Шторман счел себя обязанным отозваться на последнюю фразу: он приветствовал начальника, вскинув руку и слишком зычно для ночного времени выкликнув: «Хайль Гитлер!»
— Гитлер? — улыбнулся Зиверс. — Ну что ж, пожалуй. Итак, жду от вас результатов, и помните: ни малейшей слабости! В связи с этим я был вынужден посадить Харальд сена в камеру. Ненадежный человек. Сохраните его рукопись, используйте ее по вашему усмотрению — например, чтобы его допросить.
— Но он приехал сюда как друг… — нерешительно произнес Шторман.
— Я сказал вам, Шторман: никакой сентиментальности. Я на вас полагаюсь — не подведите меня. Мы, несколько человек из СС, отправились в этот бой и уже основательно ввязались в него. Мы решились, и никакой пощады не будет тем, кто не окажется на высоте доверенной ему миссии. Доброй ночи!
Зиверс вышел из комнаты Штормана, даже не взглянув на него. Молодой человек посмотрел на нелепое пресс-папье, стоящее на стопке бумаг. В первый раз он подумал, что свастика, пожалуй, не так крепка, как кажется. Потом он взглянул на рукопись Харальдсена. У него потемнело в глазах: а сам-то он будет ли на высоте своей миссии?
Глава 12
Он уже в третий раз проехал мимо большого дуба и маленькой церковки, укрывшейся под его ветвями. Проходившая навстречу женщина с охапкой соломы посмотрела на него подозрительно. И вправду надо сказать, у Пьера Ле Биана был вид злоумышленника: он носился на велосипеде все время одной и той же дорогой — то туда, то обратно. А ведь в этих местах ничего завидного не было. Деревья в садах росли довольно чахлые; на фермах, стоявших внизу в долине, народ жил явно бедный. Даже коровы, которые паслись на лужайках, были далеко не так хороши, как перед войной. Как и вся искалеченная бедствиями страна, этот утолок Нормандии не спасся от людского безумия.
Теряя терпение, Ле Биан оглянулся, чтобы убедиться, что не прозевал маленькую тропку вдоль реки. Где же может прятаться это чертово местечко под названием «Горбатая Корова»? Ему казалось, будто он все помнит точно — но вот теперь он все никак не мог отыскать тот путь, по которому он ходил когда-то с матерью. А оттого, что он отвлекся, велосипедное колесо не преминуло угодить в яму на самой середине дороги. Выбоина оказалась так глубока, что колесо застопорилось — всего на мгновенье, но этого хватило, чтобы седок потерял управление своей машиной. Заднее колесо резко занесло влево, и Ле Биан, описав дугу, приземлился за несколько метров в высокой траве.
— Тьфу, зараза! — крикнул он, поднявшись и оглядевшись.
Он содрал кожу на локтях и больно стукнулся о землю подбородком. Но ссадина беспокоила его меньше, чем велосипед. Впрочем, машина не сильно пострадала. Он прокатил ее несколько метров, чтобы убедиться, все ли в порядке, и понял, что велосипед едет, но колесо вихляет.
— Жалость какая, такая машина красивая! — послышался голос у него за спиной.
Ле Биан повернул голову и увидел ту самую женщину или девушку, которая косилась на него, когда он ездил туда-сюда под дубом. Молодой человек, отправляясь сюда, собирался держать свои дела в строжайшем секрете, но в его положении лучше было раскрыть карты.