Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Конецкий Виктор Викторович

Вопросы высокой политики для нас по-прежнему закрыты. Но даже допуская, что из Кремля видно намного дальше, чем с этого дивана, все равно не могу понять некоторых вещей. Бремя, которое возложено на Путина от лица народа, огромно. Но где его команда? Время идет, а рядом с президентом Волошин, Лесин, Павловский, на которых клейма негде ставить. На черта нам был этот бронированный поезд с этим авторитарным ничтожеством внутри (Ким Чен Ир, — Т. А.).Для кого был поставлен спектакль? Такое нельзя было и вообразить себе десять лет назад, после провала путча. Как и старый новый гимн,

принятый без референдума.

— Десять лет назад вы сказали: «Сегодня быть в стороне от политики невозможно». Сейчас думаете иначе?

— Хочет или не хочет писатель, он все равно во всем участвует. Стояние в стороне от политики — тоже политика. На площадь я больше не пойду, но раздражает и возмущает меня многое.

Проблема Курил, например.

Нам принадлежит одна шестая планеты, а что мы на ней творим? Я был на Курилах — не острова, свалка нечистот. Раньше Курилы прикрывали фланг приморской армии, на них стояла дальнобойная артиллерия. Сегодня, в век ракет, нам эти острова до лампочки. Но Путин твердо настроен не отдавать их Японии. «Наше!» Ни пяди земли врагу! А поставьте себя на место японцев, которые сидят друг на дружке верхом. Они бы из этих Курил сделали цветущий сад…

Или Северный морской путь. Мы его освоили, превратили в нормальную магистраль, шлялись там, как по кухне. Это стоило дорого — вдоль него со времен Челюскина и Седова сплошные могилы. Туда вломлено средств и человеческих жизней немерено. И когда сегодня идет речь про «северный завоз», я думаю: чего мы-то осваивали сорок лет? Ныне из Красноярска на Диксон доставляют продукты самолетами и поездами, а иностранные лодки шуруют по всему Северному пути…

А «Курск»? Чудо будет, если операция по подъему обойдется без жертв. Говорю как профессиональный спасатель. На аварийно-спасательную службу у нас уже лет пятнадцать денег нет, а на подъем астрономические средства найдем. Приказ главнокомандующего.

Между тем в день Военно-морского флота впервые в Неву не вошел ни один корабль — нет топлива. Развал нашего флота — самая большая трагедия моей жизни.

…За спиной Конецкого во всю стену карта Мирового океана. По ней синим проложены маршруты, помечены имена кораблей и годы плаваний. Только по Северному морскому пути Конецкий прошел не менее двадцати раз и трижды вокруг света…

И еще на стенах — множество пейзажей, радостные краски на них будто живут отдельной жизнью: «Если б не война, я стал бы художником…» Но он стал писателем.

— Сегодня, казалось бы, легче пишется. Но люди моего поколения привыкли за десятки лет к сопротивлению. Когда есть сопротивление — есть и преодоление. И вдруг оказывается: перед тобой нет препятствий — пожалуйста, заходи. А тебе, как ни странно, не хочется.

Время совершенно другое, а я остался в том, своем. И не жалею об этом. Уверенности от того, что сделал к семидесяти годам, у меня нет, но есть благодарность судьбе за то, что не бросил моря. Море — стихия, а стихия требует правды. И в литературе море помогало мне держаться ближе к правде. А среди новых — вы мне назовите хотя бы одного писателя, которого бы признала страна. Пелевин, что ли?

— Как,

по-вашему, изменилось общество за десятилетие от путча до Путина?

— Стало очевидно главное: нет у нас объединяющей идеи для будущего. Чтобы сформулировать такую идею, нужны мозги не полковника, а философа. «Да здравствует великая Россия!» — это не идея. От великой территории до великой России — дистанция огромного размера. Мы — многонациональная страна, обязаны уважать и мнение чеченцев. Если не уважаем, сползаем к чистому национализму.

В последнее время многие, слишком многие потеряли или вовсе не нашли свою звезду. Причина ясна: нас долго держали в бассейне со стоячей водой, где каждый имел свою «дорожку». Теперь каждый, попав в «океан», должен выплывать сам. Но парадокс — у великого народа отсутствует чувство простора! Ощущение огромности мира и своего в нем достойного места. Нас засасывает ущербная психология собственного величия на фоне удручающей зависимости от других стран.

Конецкого издают и переиздают, скоро выйдет его семитомник, но нельзя сказать, что он с успехом вписался в нынешние обстоятельства. Его пенсия 1460 рублей, а самый высокий гонорар — 15 тысяч. Об изданиях и переизданиях в России и за границей узнает случайно. Высылкой книг, тем более денег, новые русские издатели себя не затрудняют.

— А что делать (в усталом взгляде Конецкого вспыхивают искры острой иронии) — литературный агент или адвокат с меня последние штаны снимет, на лекарства не хватит. Зато ночного стука в дверь не боюсь, а было время — боялся.

В моем поколении я остался почти один. Считаю, не кокетничая, что зажился: все мои однокашники и по флоту, и по литературе уже концы отдали. А я торчу, как пень.

— Это уж не в вашей, Виктор Викторович, власти…

— Я, знаете, из верующей семьи. Когда уходил в училище, матушка мне зашила в китель образок Николы Морского и сказала: «Выкинешь, прокляну!» Всю жизнь я с ним проплавал.

Среди моряков во все времена было очень много верующих — даже в сталинские. Недаром говорят: «Кто в море не бывал, тот Бога не знавал». Море и небо неразрывно связаны. И человек, каким бы он ни был, когда-то чувствует потребность посмотреть на звезды. А они лучше всего видны с корабля.

Напоследок я прошу Конецкого бросить взгляд в будущее.

— Все-таки надежда у меня есть. Писатель, лишенный оптимизма, вреден для общества. Бумага, как ничто другое, впитывает проблемы, настроения, горькие размышления и передает все это читателю. И хоть я по натуре пессимист, но что Россия выстоит, у меня сомнений нет. Витте как-то сказал: «Я вступил в управление империей при ее если не помешательстве, то замешательстве». Россия бывала и в помешательстве, и в замешательстве, как теперь. Мы настолько закалили себя страданиями, что испугать нас довольно трудно. Все мы пережили: и страшное крепостное право, и две дикие революции, и сталинщину, и войны. Ну чем нас сегодня возьмешь? Все мы уже видели. Я верю, что прожитые годы не были бессмысленным падением в пропасть. Может быть, это и был путь на Голгофу, но именно на этом пути Христос обрел бессмертие.