Вильгельм I и нормандское завоевание Англии
Шрифт:
Одержав победу при Гастингсе, нормандцы получили в свое распоряжение по меньшей мере несколько недель, чтобы извлечь из нее как можно большую выгоду. Вильгельм знал, что эрлы на севере готовы к вооруженному сопротивлению, и понимал, что добровольно ему пока никто не подчинится. Поэтому, получив подкрепление, он сразу же начал стремительно продвигаться к юго-восточным графствам, собираясь их покорить. Пройдя через Ромни и покарав жителей города за то, что они уничтожили несколько отрядов, оторвавшихся от основной армии захватчиков, Вильгельм добрался до Дувра, население которого, устрашенное примером Ромни, решило сдаться на волю победителей. Однако это не помешало нормандцам поджечь город. В Дувре Вильгельм провел неделю, укрепляя свои позиции и давая отдохнуть своему войску, часть которого ослабела от дизентерии. Жители Кентербери, под впечатлением опустошений, производимых нормандцами, также капитулировали — и этот город захватчики пощадили. Однако в это время заболел сам Вильгельм. Нужно было как можно быстрее пожинать плоды своих побед, но нормандцы продвигались все медленнее, а англичане уже стягивали силы для борьбы с врагом. В Лондоне собрались самые влиятельные лица государства: архиепископы Стиганд и Эльдред, эрлы Эдвин и Моркар, а также Эдгар Этелинг, который хотя и являлся прямым потомком короля Этельреда по линии Эдмунда Железнобокого и Эдуарда Исповедника, но был еще слишком юн, и к тому же ему мешало его иноземное происхождение. По всей видимости, об Эдгаре после смерти Эдуарда никто и не вспомнил, однако сейчас он был единственным претендентом на трон, которому, возможно, удалось бы сплотить англичан, поэтому — очевидно, по инициативе Эльдреда — было решено сделать королем именно его. Однако случилось так, что коронация еще не состоялась, а Вильгельм продолжил поход. Английская знать находилась в нерешительности, а затем эрлы и вовсе отказались сражаться. Герцог напал на окрестности столицы южнее Лондонского моста, предав их огню, но сам город оставался неприступен. Тогда Вильгельм, продолжая опустошать местность, сделал марш-бросок вверх по Темзе к Уоллингфорду, где к нему с изъявлениями покорности явился архиепископ Стиганд. Этот переход на сторону противника стал предзнаменованием будущих событий и обеспечил нормандцев сильным сторонником. Воодушевленный этим успехом, Вильгельм переправился через Темзу и приблизился к Лондону с северо-запада. В Беркампстеде Вильгельма встретили самые влиятельные лица королевства, которые принесли заверения в своей верности и сдали столицу. Среди них были архиепископ Эльдред, епископы Вульфстан Вустерский и Вальтер Герефордский, эрлы Эдвин и Моркар и избранный ими, но еще не вступивший в свои права король Эдгар. Они предложили Вильгельму корону, но хотя герцог и взял на себя некоторые обязательства, его армия, к их негодованию, продолжала разорять окрестные земли. Тактика, примененная Вильгельмом еще в 1063 г. для захвата Ле-Мана, пригодилась ему и в Англии.
Английская знать и граждане Лондона предложили Вильгельму престол, так как, вероятнее всего, понимали, что им не удастся найти вождя, за которым пойдет английский народ. То были одновременно и трусость, и реализм. Они сошлись на мнении, что в сложившихся обстоятельствах благоразумнее всего как можно быстрее прийти к соглашению с герцогом, пока они еще могли предложить этому завоевателю своеобразную сделку, признав его своим законным королем. Однако Вильгельм, по вполне понятным причинам, колебался. Он раздумывал, не искушает ли он судьбу, не окажется ли его власть призрачной. Он опасался, что, если его жена не будет коронована одновременно с ним, в дальнейшем будут поставлены под сомнение права его сыновей. Кроме того, он, возможно, понимал мотивы англичан и не желал обременять себя никакими сделками. Он уже принял некоторые обязательства — например, пообещал признать архиепископа Стиганда своим духовным отцом, — но, конечно же, собирался от них отказаться. В конце концов Вильгельм преодолел свои сомнения при содействии советников, несомненно, убеждавших его в том, что, изменив свой статус, он выбьет почву из-под ног у возможных мятежников. Его армия захватила Лондон, и уже на Рождество архиепископ Эльдред Йоркский провел в Вестминстерском аббатстве коронацию Вильгельма, который произнес обычную для подобных церемоний клятву, обещая оберегать церковь, быть праведным королем для своего народа, принимать и соблюдать справедливые законы, бороться с грабежами и любыми неправомерными судебными решениями. Итак, в возрасте 39 лет Вильгельм был помазан на царство, возложив на себя всю ответственность такого положения. Однако во время коронации его охрана подожгла соседние дома, приняв одобрительные возгласы людей за крики мятежников.
Глава VI
ЗАВОЕВАНИЕ АНГЛИИ
По утверждению Гильома де Пуатье, отражающему официальную точку зрения нормандцев, герцог унаследовал английское королевство по дарственному акту Эдуарда, подкрепленному клятвами, а затем утвердил свое законное право, завоевав страну. Его короновали с согласия и, возможно, даже по желанию английских вельмож. К тому же он был близким родственником Эдуарда. В этой версии всегда как-то с трудом уживались два противоречивых суждения — Вильгельм был и законным наследником Эдуарда, и в то же время настоящим завоевателем. Хотя лейтмотивом в книге Гильома проходит оправдание притязаний Вильгельма и утверждение, что герцог просто хотел лишить власти узурпатора, неправомерно захватившего его собственность, хронист с трудом сдерживает свое ликование по поводу завоевания Англии.
Эту двойственность можно обнаружить также и в отношении самого Вильгельма к новым владениям. После коронации он сделал некоторые шаги, достойные настоящего государя — например, утвердил в Лондоне таможенные пошлины и приказал, чтобы для купцов были открыты порты и некоторые дороги. Считается, что он принял всевозможные меры ради обеспечения благоденствия всей страны и ее церкви, и возможно, что некоторые из его законодательных актов, собранных позже вместе и получивших название «статутов», — например, те, что разрешали всем гражданам жить по законам короля Эдуарда и регулировали правовое положение англичан и французов, — относятся в основном к этому раннему периоду его правления. Первый из этих статутов гласит: «Превыше всего я желаю, чтобы во всем королевстве люди почитали Бога, чтобы вера в Христа оставалась неоскверненной и чтобы между англичанами и нормандцами сохранялись мир и чтобы они чувствовали себя в безопасности». Тем не менее если у него и были намерения реформировать английскую церковь, то он отложил их на более позднее время, решив, что в настоящий момент более выгодным политическим шагом будет поддержка епархий у него на родине. В любом случае, церковь, не подвергнувшуюся реформе, было легче разорять. Имеются сведения, что Вильгельм сам поступал по справедливости и требовал того же от своих главных сподвижников — тем более что угнетать побежденный народ слишком сильно было бы и несправедливо, и неразумно. Он осуждал всякий разбой и незаконный захват земельных владений в своем королевстве. Он издавал строгие указы, пресекавшие жестокость, насилие, разврат и пьянство в тавернах среди рыцарей и солдат, а также назначал судей, чтобы те карали преступников. При этом к нормандцам он проявлял не больше снисходительности, чем к аквитанцам или бретонцам.
Гильом де Пуатье, возмущенный политическими событиями между 1066 и 1071 гг., произносит филиппику, гневно заявляя, что англичане просто сошли с ума, раз не пали с радостью к ногам Вильгельма и не проявили любовь к своему истинному, добродетельному королю. Они должны отбросить свои предрассудки, оценить его добродетели и признать его самым великим правителем из всех, кто когда-либо у них был. Кнут Датчанин убил самых благородных сыновей Англии, чтобы обеспечить себе и своим сыновьям английский престол. Вильгельм же не желал смерти даже Гарольду, а, напротив, хотел дать ему богатства и высокий титул в государстве. Более того, герцог освободил Англию от тирана, и лучшим ответом на вполне обоснованную недоброжелательность англичан должны стать благодеяния в мудрое правление Вильгельма, которые сделают Англию великой страной. Таково было мнение нормандцев. Правда, при этом они с сожалением признавали, что Вильгельм не пользуется в королевстве популярностью. Епископы, среди которых были и иноземцы, вполне смирились с государственным переворотом, видя в нем небесную кару за грехи своего народа. Большая часть знати, которой удалось выжить, покорилась только потому, что не видела другого выхода. Тем не менее, насколько нам известно, никто особо не приветствовал завоевателя. Англичане предпочли бы правителя из своей среды, и нормандцы это понимали.
Мы можем согласиться с тем, что Вильгельм вел умеренную политику. Самым ярким доказательством является то, что он пощадил Эдгара Этелинга — претендента на престол, которого многие другие завоеватели лишили бы жизни без промедления. Однако следует учесть, в каком двусмысленном положении очутился Вильгельм, будучи одновременно и наследником, и завоевателем. Зимой 1066–67 гг. он правил страной при пассивной поддержке нескольких представителей местной знати и не обладал достаточным могуществом, чтобы осуществить полномасштабное завоевание всей страны и довести тем самым свое предприятие до конца. Образно говоря, он ехал сразу на двух норовистых лошадях и пока думал, что на двух он держится гораздо лучше, чем на каждой по отдельности, хотя они и тянули его в разные стороны. Однако нормандцы были слишком наивны, если полагали, будто английский народ, несмотря на свой горький опыт, радушно примет своего «освободителя». В глазах англичан последние события представлялись совершенно иначе: «дьяволы с огнем и мечом прошлись по земле, неся войну и опустошения»; «карающий бич Божий погубил многие тысячи наших людей и предал королевство огню и разорению»; «чего еще нам ждать, кроме ужасной гибели в этой резне, если только Господь в своей бесконечной и несказанной милости… не простит нас». Тот же самый, а возможно, и другой современник завоевания пишет: «Сколько тысяч людей пало в эти мрачные дни! Сыновей королей, эрлов, знатных мужей… держат в кандалах и цепях… Сколько человек потеряли руки и ноги от меча или от болезни, скольких лишили глаз, чтобы после выхода на волю свет земной казался им той же тюрьмой!» Последний из статутов Вильгельма гласит: «Я запрещаю, чтобы кто-либо был обезглавлен или повешен за свое злодеяние, но пусть преступника оскопят и вырвут ему глаза». Многие женщины знатного происхождения, спасаясь от домогательств нормандцев, искали приюта в монастырях. Что ж, на войне зло становится обычным делом, а во время военной оккупации насилие часто путают с правосудием. За совершенные грехи на солдат налагалась епитимья. Однако всегда должно пройти какое-то время, чтобы покоренный народ забыл о причиненных ему страданиях.
После коронации Вильгельм пробыл в Англии всего два месяца. Он обладал такими же атрибутами королевской власти, как Эдуард в 1042–43 гг. и Гарольд в 1066 г. — его признали королем самые влиятельные лица государства, у него не было вооруженных соперников, и он полновластно распоряжался королевским доменом. В одном отношении он был даже могущественнее обоих своих предшественников, так как в пользу короны были конфискованы, в качестве выморочного имущества, все земли, которые принадлежали ранее семьям противостоявших ему феодалов, в том числе роду Годвина. Вильгельма признали, подчинившись его власти, эрл Мерсийский и Нортумбрийский. Формально ему принадлежало все королевство, и в начале Вильгельм, возможно, был доволен своим положением, так как он уже привык повелевать полунезависимыми графствами и онорами у своих границ, такими как Понтье, Вексен, Беллем, Мэн и Бретань. Вполне возможно, что, если бы в Англии в целом сохранялось спокойствие, а эрлы Эдвин и Моркар снискали благорасположение короля, правление Вильгельма могло бы стать похожим на правление Кнута. Однако Вильгельм отличался от своих предшественников, в том числе и от Кнута, тем, что пользовался гораздо меньшей поддержкой англичан и своими действиями довольно быстро заставил скрытое противостояние или равнодушие перейти в активную враждебность.
Очень трудно сказать, насколько умышленно Вильгельм провоцировал недовольство англичан. Тут вполне можно впасть в одну из двух крайностей и либо считать Вильгельма циничным политиком, предложившем мир вельможам королевства, в то же время стремясь уничтожить их при удобном случае, либо думать, что он был вынужден отказаться от первоначальной благожелательности из-за интриг и заговоров своих английских вассалов. В Нормандии Вильгельм иногда навлекал на себя подозрения в том, что он намеренно преследует какую-нибудь «неугодную» семью — как в том случае, когда он передал своему сводному брату графство Мортен. Кроме того, в 1070 г. он — видимо, по заранее составленному плану — низложил английских епископов, независимо от того, насколько верно они ему служили. Однако в 1067 г. события развивались настолько стремительно, что у Вильгельма, вероятно, еще не было тщательно продуманного плана дальнейших действий, и, видимо, правы те, кто считает, что именно 1067 год предопределил дальнейший ход английской истории.
Если это так, то к Вильгельму полностью подходит пословица «Что посеешь, то и пожнешь». После коронации он в основном, видимо, стремился закрепить за собой королевский домен владения и конфискованные графства и захватить побольше добычи, чтобы вознаградить свою армию и с триумфом возвратиться на родину. Он завладел землями Гарольда (южные и юго-западные графства, а также Герефордшир), Леофвина (юго-восточные графства) и Гирта (Восточная Англия). Благодаря им Вильгельм вознаградил (или пока что пообещал вознаградить) своих самых главных соратников. Своему сводному брату Одо он отдал Кент, его сенешаль Гильом Фиц-Осборн, вероятно, получил остров Уайт, а графу Бриану, второму сыну бретонца Эдо де Пороэ, графа Пентьеврского, возможно, был обещан полуостров Корнуолл. Все остальные родственники и друзья Вильгельма, вероятно, все еще ожидали милостей. Восточную Англию или только Норфолк король пожаловал англичанину бретонского происхождения Ральфу де Гаэлю, сыну Ральфа Знаменосца, по-прежнему здравствовавшего слуги короля Эдуарда. Кроме того, Вильгельм переправил из Франции новые конные и пехотные войска, разместил их в замках и наделил их предводителей фьефами, после чего предпринял несколько военных экспедиций в глубь страны. Можно предположить, что, преследуя стратегические цели и в то же время намереваясь завладеть королевской сокровищницей, он продвинулся на запад по меньшей мере до Винчестера, однако у нас мало оснований считать, что область военной оккупации расширилась на запад от Гемпшира или намного северней Темзы. Гильом де Пуатье утверждает, что ни один француз не обогатился за счет несправедливо обобранного англичанина, и хотя его понимание справедливости является совершенно предвзятым, с формальной точки зрения он, возможно, и прав. Для защиты оккупированных территорий на время своего отсутствия Вильгельм назначил двух военачальников — Одо, епископа Байе, который обосновался в Дуврском замке и должен был оборонять южные земли, и Гильома Фиц-Осборна, епископа Винчестера, который был обязан охранять северные границы.
Вильгельм также продолжал прибирать к рукам добычу. Мы с уверенностью можем утверждать, что он захватил богатства Гарольда. Все источники сходятся на том, что он обложил всю страну налогом (гельдом), однако из-за нехватки времени и из-за того, что большая часть королевства непосредственно им не управлялась, Вильгельм, вероятно, брал все, что мог, под видом «даров», и больше всех от этого пострадала, по-видимому, церковь. Гильом де Пуатье восхищается великолепными сокровищами — вышивками и церковной утварью, — которые монастыри якобы охотно и по своей воле дарили своему новому королю, и здесь его апология Вильгельма переходит всякие границы приличия, так что у читателя возникают сомнения в ее искренности. Кроме того, в качестве заложников Вильгельм выслал из Англии очень многих влиятельных лиц: архиепископа Стиганда и нескольких аббатов, Эдгара Этелинга, эрлов Эдвина, Моркара и Вальтофа (сына Сиварда, бывшего эрла Нортумбрийского) и других представителей знати. В феврале 1067 г. в Певенси Вильгельм расплатился с наемниками, которые отправлялись домой, а затем и сам с триумфом отплыл в родное герцогство. Как уверяет Гильом де Пуатье, Вильгельм во всех отношениях превзошел Юлия Цезаря.