Вильгельм Завоеватель
Шрифт:
— Хорошо придумано! — вскричал Мортен. — Клянусь, город отлично горел!
Рауль вздрогнул и отрешённым взглядом посмотрел на Мортена.
— Да! — сказал он, глубоко вздохнув. — Он сгорел очень быстро.
— А что потом? — нетерпеливо спросил Хьюберт. — Они что, все так и сгорели заживо или всё-таки вступили в бой?
— Одни, чересчур пьяные, чтобы пошевелиться, сгорели, другие же, а их было большинство, спаслись от пламени. Люди Роберта стояли на улицах, но французы дрались как одержимые. И всё же командирам не удалось собрать своих людей. Мы перекрыли
— Можно подумать, что ты не хотел расправиться с французами! — недоумённо воскликнул Хьюберт.
— Конечно же хотел. Я бы с радостью поджёг город своими руками, но они сражались как герои, поэтому у меня не вызывало радости слышать крики людей, горевших в огне.
— Иди спать, — проговорил герцог. — Мы знаем, что ты можешь отчаянно драться с врагом.
— Я не устал! — резко вскричал Рауль. — Мы разбили французов, и мне плевать на всё остальное.
Выходя из палатки, он остановился и бросил через плечо:
— Я убил двоих. Это было так противно. Тех, которые явились причиной вот этого. — Он дотронулся до раненой руки и мрачно усмехнулся.
— Ты перерезал им горло? — с надеждой спросил Хьюберт.
Рауль с удивлением посмотрел на отца:
— Нет. Из одного я вышиб мозги, а другого переехал лошадью. Гилберт, я очень устал и еле держусь на ногах. Можно, я обопрусь на твою руку, чтобы не опозориться перед всем лагерем?
Рауль вышел, опираясь на плечо Гилберта, и, пока они шли, не произнёс ни слова. Лишь лёжа в постели, он сонно заметил:
— Жаль, что Эдгара не было там. Он бы справился со своей горячностью гораздо лучше, чем я.
— Полагаю, пока ты был там, тебе некогда было задумываться над этим, — заметил Гилберт.
Рауль, который засыпал, открыл глаза и с сомнением посмотрел на Гилберта:
— Да, ты прав. Но иногда это было просто ужасно. Некоторые из французов не успели даже одеться, выбегая из горящих домов. Они теряли по дороге своё оружие и поэтому не могли сражаться, иногда даже бросались в огонь на верную смерть. Тебе бы это тоже не понравилось. Тебе бы не понравилось слышать крики женщин, а из одного дома выбежал малыш. Боже мой! Война есть война, но мне всё равно жаль этого ребёнка.
— Если бы французы победили, то они убили бы не одного нормандского малыша, — заметил Гилберт.
— Конечно, поэтому я рад, что мы постояли за себя. Французы грабили и сжигали всё на своём пути в Мортемер. Я ненавижу их, но всё же когда видишь, как они умирают, не имея возможности даже сражаться, то их немного жаль.
Рауль снова открыл глаза и поморгал на свет.
— Я думаю, мои братья были правы. После всего этого мне надо идти в монастырь.
Рауль повернулся на бок и тут же заснул.
Он был единственным человеком, который спал в эту ночь.
Рассвет только занимался, а французский лагерь был разбужен горном. Прислушиваясь к нему, часовые ещё крепче сжали оружие. Звук раздался ещё. Судя по всему, горнист был рядом, но из-за тумана его не было видно. В лагере послышались голоса. Люди спрашивали, что случилось. И не нормандцы ли это. Граф Неверский, встревоженный неожиданной суетой, вышел из палатки, накинув плащ поверх туники.
— Горн, милорд, — объяснил один из часовых. — Кто-то приблизился к нашим постам.
К Неверу своей раскачивающейся походкой подошёл граф Ангулемский.
— Что случилось?— попытался выяснить де Ангулем, но Невер сделал ему знак помолчать.
Снова раздался клич горна, закончившийся победной нотой.
— Господи, кто бы это мог быть?— пробормотал Невер, вглядываясь в туман.
Вдруг послышался чей-то звонкий голос:
— Моё имя Ральф де Тени. Я привёз вам известия.
Французов охватило волнение. Невер вышел вперёд, пытаясь что-то разглядеть. Но тут ветер развеял туман, и люди увидели всадника. Он продолжал кричать:
— Берите свои лафеты и скорей спешите в Мортемер собирать мёртвых. Французы заранее объявили о победе над нашими рыцарями. Теперь они поплатились за это. Эд, брат короля, бежал, Гюи де Понтье взят в плен, остальные убиты, взяты в плен или бежали. Королю Франции об этом сообщает герцог Нормандский. — Эти слова завершил идиотский смех. Что-то стало развеваться на конце копья всадника. Должно быть, знамя. Он развернул коня и исчез в тумане. Очень скоро стук копыт затих.
Несколько солдат бросились вслед, тщетно надеясь поймать его. Их фигуры исчезли, и вдруг один из них в ужасе закричал.
Невер бросился вперёд.
— Что там?— вскричал он в страхе перед неизвестностью.
Человек, который кричал, вернулся. Он был в ужасе.
— Из-под моих ног выскочил заяц и пересёк тропинку. Плохое предзнаменование! Плохое предзнаменование!
Солдат перекрестился в страхе, а люди стеснились в кучу.
Солнце уже было высоко, когда Рауль вышел из палатки. Он увидел, что лагерь к чему-то готовится. Зевнув, он пошёл к герцогу, чтобы узнать какие-нибудь новости. Вильгельм сидел за столом в окружении военачальников, и по заляпанной одежде одного из них, Хью де Монфора, было ясно, что он только что приехал, видимо с известиями.
— И что теперь?— спросил Рауль у Грантмеснила, стоявшего у входа.
— Король уже отступает, — сказал Грантмеснил Раулю. — Ральф де Тени объявил ему о поражении Эда. И Монфор говорит, что французы оставили лагерь и идут на юг.
— Какая отчаянная смелость, — рассмеялся Рауль.
Он подошёл поближе к столу как раз вовремя, чтобы услышать слова Тессона Тюреннского:
— Позвольте нам атаковать его тылы, милорд. Очень скоро мы расправимся с ним.
— Оставьте его в покое. У него и так много проблем, — ответил герцог.