Вильгельм Завоеватель
Шрифт:
— Подожди, кто этот Эдрик, о котором ты без конца говоришь? — И добавил: — И Моркер? Это что, один из сыновей Этельвульфа, который живёт в Певенси?
— Этельвульф! — воскликнул Элфрик. — Конечно, нет! Моркер — сын ярла Альфгара! Неужели ты об этом не знаешь?
Эдгар покраснел и робко пробормотал:
— Ты забываешь, что я вот уже тринадцать лет нахожусь в изгнании. Значит, у Альфгара уже взрослый сын? Я не мог себе представить... Но продолжай. Альфгар не воюет с нашим ярлом? Я помню, он был таким осторожным, что никогда не позволил бы, чтобы...
— Прошло уже два года с тех пор,
— Да, об этом я знаю, — ответил Эдгар. — Его жена — сестра герцогини Матильды, поэтому новости о нём доходят до меня куда чаще, чем мне бы того хотелось. Он ладит с Гарольдом или всё осталось, как прежде?
— Как прежде. Он так плохо управляет своим графством, что Гарольд с радостью лишил бы его всех прав, и изо всех сил старается сделать это. Тостиг — наш враг. Он ненавидит ярла Гарольда и, когда король умрёт...
— О, король, король! Я бы хотел, чтобы он пережил нас всех! — быстро сказал Эдгар.
— Я никогда не думал, что ты так любишь короля, — изумлённо глядя на Эдгара, произнёс Элфрик. — В Англии все мы, люди Гарольда, ждём не дождёмся, когда умрёт Эдуард, чтобы провозгласить королём Гарольда.
Он наклонился вперёд через стол, разделявший их.
— Эдгар, ты, наверное, знаешь, что произошло между герцогом Вильгельмом и королём, когда тебя отдали в заложники?
Эдгар нехотя ответил:
— Нет, не знаю. Точнее, я не уверен. Говорили, будто король хотел сделать герцога Вильгельма своим наследником. Здесь в это всё ещё верят. Но когда Эдуард послал за Ателингом, я решил, что всем этим планам пришёл конец, ведь Ателинг был законным сыном Эдмунда Айронсайда и единственным наследником Англии.
— Да, но он умер. Он был неподходящим человеком для саксонцев. Ведь он так же чужд нам, как и сам король! Но конечно же люди приветствовали его, ведь он был наследником по закону крови. Слава Богу, он умер, а что касается его сына, то он ещё так мал, что его можно не брать в расчёт. Как мне кажется, Гарольду сейчас ничего не угрожает. Эдгар, он всемогущ, ты, наверное, ещё не знаешь об этом. Я думаю, что он подозревает об опасности, исходящей от герцога Нормандии, но за ним ведь вся Англия. Он годами боролся, чтобы обезопасить себя. Если ему удастся избавиться от Тостига, то дело сделано. Гирт и Леуф преданы ему, а они держат в руках всю южную часть страны. — Неожиданно Элфрик оборвал разговор и спросил: — Что с тобой? Или ты больше не считаешь себя человеком Гарольда?
Эдгар резко поднялся.
— Разве нужно меня об этом спрашивать?
Элфрик налил себе ещё вина.
— Прости меня, но ты так изменился, что у меня поневоле возникли сомнения.
Эдгар удивлённо посмотрел на него:
— Изменился? Как?
— Ну... — Элфрик выпил вино и стал крутить в руках чашку. — По правде говоря, ты всё больше походишь на норманна, — резко сказал он.
Эдгар окаменел от неожиданности:
— На норманна? Я?
— Ты прожил здесь столько лет... я думаю, это и не могло быть иначе, — как бы оправдываясь, сказал Элфрик.
Эдгар протянул к нему руки:
— Лик Господень! Взгляни на мою бороду, на этот короткий плащ, над которым все здесь смеются! Неужели тебе кажется, что я норманн?
Элфрик, нахмурившись, посмотрел на него.
— Дело не в твоей внешности и не в саксонской одежде, — медленно проговорил он, — а в том, что ты клянёшься, как норманн, приветствуешь друзей, как принято лишь в этой стране, хлопаешь в ладоши, чтобы подозвать пажа, разодетого, как принц, и считаешь, что на золотые чаши и солёное мясо не стоит даже обращать внимания. Вот здесь-то и проявляется в тебе норманн.
Эдгар подошёл к столу и, положив свою руку на руку Элфрика, крепко сжал её.
— Ты не прав. Душой и телом я саксонец. «Tout diz, tout diz! [18] »
Элфрик улыбнулся:
— Да? А на каком это языке ты сказал — на саксонском?
Эдгар выглядел смущённым, и Элфрик продолжал:
— Ты даже не замечаешь, когда используешь нормандские слова, вот насколько ты привык.
Эдгар покраснел и сдавленным голосом ответил:
— Если у меня с языка сорвалась пара нормандских слов, это ещё ничего не значит. То, что я сказал, означало «всегда».
18
Всегда! (фр.)
Элфрик рассмеялся:
— Ну, тогда, может, ты отпустишь меня или мои кости обязательно нужно сломать только потому, что ты всё ещё остаёшься саксонцем?
Эдгар отпустил руку Элфрика, но слова друга продолжали мучить его.
— Вот когда ты увидишь Улнофа, сына Годвина, твоё мнение изменится. Он куда больше стал походить на норманна, чем я, — сказал он.
— Я видел Хакона там, внизу. А где Улноф?
— Его здесь нет. Герцог поселил его в Руа. Он живёт там со своей нормандской любовницей и слугами. Я думаю, теперь это его lieslode. — Эдгар поймал себя на том, что снова употребил нормандское слово, и тут же исправил свою ошибку: — Так на нормандском языке называется поместье с правом пожизненного владения.
— Пожизненного! Ну что же, очень хорошо. Гарольд не хочет больше видеть своего братца в Англии. Пусть Нормандия забирает его себе — он малозначительная фигура.
Элфрик встал и потянулся.
— Не нравятся мне эти норманны. Они слишком любят показуху. Кто был тот крикун, который вышел с герцогом, а потом вернулся таким важным, будто он самый первый человек в этой стране? Тот, что всё щекотал тебя и без конца шутил, правда я не понял по какому поводу.
— А, сенешаль Фиц-Осберн, — сообразил Эдгар, — разве я тебя с ним не познакомил?
— Нет, и у меня, кстати, не было ни малейшего желания жать ему руку, — зевая, ответил Элфрик. — Он один из тех норманнов, кто так нравится нашему королю. Облачился в красное и напялил на себя драгоценности, чтобы ослепить окружающих, вообще вёл себя как настоящий расфуфыренный петух.
Эдгар открыл было рот, чтобы возразить, но тут же одёрнул себя и покрепче сжал губы. Не обращая внимания на молчание своего друга, Элфрик продолжал:
— Я ненавижу, когда мужчина, как куртизанка, одевается в шелка.