Вилла в Италии
Шрифт:
— Меня не интересуют декоративные сады, — буркнула Марджори. Что не было стопроцентной правдой, ибо зелень во всех ее формах обладала даром благотворного воздействия на ее душу. — Эта живая изгородь слишком статична. Нет ощущения роста и развития.
— Однако есть ощущение ритма и цвета, и потом у нее такой замысловатый рисунок. Такой тип сада очень приятен для глаз. А этот хоть и невелик по размеру, но очень характерен.
— Там, выше, дикая часть сада. Лесок или рощица. Тоже характерный атрибут.
— О, значит, вы все-таки кое-что понимаете в итальянских
— Все только из книг; я никогда прежде не бывала в Италии.
Свифт повела сонаследника вверх по пологим напластованиям с задней стороны дома, мимо заброшенных фонтанов, декоративных ваз и белоглазых статуй.
— Обворожительно, — высказался Уайлд, разглядывая покрытого мхом гиганта, врезанного в грот, — печальную одинокую фигуру с открытым ртом, из которого должна была течь струя воды в нижерасположенную чашу. — Это речной бог, как я понимаю, — вероятно, Арно. А вон тот, еще более побитый и заброшенный, очевидно, папаша Тибр.
Марджори следовало бы и самой догадаться, и ее раздосадовало, что она не додумалась.
— А вон Деметра, — указала писательница на статую в нише. По крайней мере, хоть ее узнала, с рогом изобилия, который богиня держала у бедра.
— Там, наверху, есть или был источник, который питал все эти фонтаны, — сделал вывод Люциус. — Он, вероятно, заилился либо был отведен в сторону. Как жаль; этот каскад, должно быть, придавал такой блеск и живость всему парку!
Потом финансист обошел оливковые рощи, сокрушенно пощелкивая языком и возгласами выражая досаду по поводу их запущенности.
— Пусть даже нет спроса на оливки и оливковое масло, но за деревьями все равно надо ухаживать. Некоторые из них очень стары.
Исследователи двинулись по тропинке, которая вела вниз, к боковой стороне дома, где Пьетро довольно бессистемно мотыжил землю на огороде.
Марджори наклонилась и подхватила пригоршню земли. Медленно дала ей просыпаться между пальцами.
— Неплохая, но нуждается в подкормке. При таком количестве света и тепла здесь можно выращивать все, что угодно, была бы вода. Что у него там? Латук, помидоры… как странно видеть на грядке помидоры в это время года. А вот что это, я не знаю.
— Баклажаны, — подсказал Уайлд. — Большие мясистые фиолетовые плоды. Разве вы не видели их выложенные грудами в Сан-Сильвестро? Можно фаршировать или просто печь на решетке. Очень вкусно. Уверен, Бенедетта вам их приготовит.
— А вон морковь и картошка, — указала Марджори на грядки. С этими скромными овощами она чувствовала себя на твердой почве. Аккуратные гряды, зеленые побеги трогали душу и вызывали воспоминания о том, как она маленькой девочкой помогала отцу и тогда была впервые заворожена тайной произрастания живых растений из, казалось бы, мертвой земли.
— Вы огородница, — догадался американец.
— А вы смотрите взглядом художника. Балуетесь?
Люциус наклонился к помидорному кустику, потер в ладони сорванный листик и понюхал.
— Восхитительно. Нет. Как вы уже раньше догадались, я банкир.
— Мой отец был огородником. Так что я выросла,
— Его уже нет в живых?
— Нет. В наш дом угодил снаряд во время войны. Родители погибли на месте.
— Я соболезную.
Марджори пожала плечами. Такое случалось. Они были не единственными, кто погиб.
— У вас есть братья, сестры?
— Нет, я была единственным ребенком.
Зачем она все это ему рассказывает? Ее жизнь — то, что она хранила для себя, о чем не любила распространяться, — абсолютно личная и существенная часть ее самой, которую она считала необходимым ревниво оберегать от остального мира, словно боясь, что та может растаять вместе со всеми хорошими воспоминаниями, как только о них заговоришь. Конечно, она говорила о своем детстве с Марией. При воспоминании об этом Марджори передернулась как от боли.
Люциус это заметил — Свифт видела, что заметил, — но промолчал.
— Пойдемте посмотрим на виноградник. — Вот все, что сказал Уайлд.
— Откуда вы знаете, что он является частью имения? — спросила Свифт, когда они осматривали ряды лоз.
— Я спросил у Бенедетты. Когда-то это был знатный виноградник.
— Почему вы так хорошо разбираетесь в лозах?
— Мой брат держит виноградник в Калифорнии.
— Казалось бы, здешние виноградники заслуживают лучшего ухода.
— Да, все верно, только уход требует наличия рабочей силы, а этого-то как раз и нет. Вы разве не заметили, что на полях вокруг Сан-Сильвестро гнутся старухи в черном?
— Разве виноделие не приносит дохода?
— Да, но оно требует определенной организации. Не знаю, обеспечивали ли эти виноградники нужды семьи или вино шло на продажу. Мы можем это выяснить.
Люциус увлек Пьетро с грядок в дом, не обращая внимания на крикливые протесты Бенедетты по поводу пыли на башмаках мужа. Короткое препирательство, чарующая улыбка американца — и на свет божий был явлен огромный ключ. Бормоча что-то себе под нос, итальянка повела их в конец темного коридора, к громадной старинной двери. Уайлд вставил ключ в замок, и дверь отворилась, а за ней обнаружился тускло освещенный лестничный марш, ведущий вниз.
— Винный погреб, — пояснил Марджори Люциус. — Cantina. Теперь мы увидим, что к чему.
— Сегодня вечером, — сообщил американец Марджори, когда они вышли из погреба через два часа, — мы устроим вечеринку.
Голова у Свифт кружилась. Это была самая насыщенная лекция в ее жизни, по возделыванию винограда и производству вина. Предмет, о котором писательница до сей поры не имела никакого представления. Выращивание лозы, ухаживание за посадками — это она еще могла постичь, но целиком таинственный, даже волшебный процесс, посредством которого виноградные гроздья становились тем, что находится в бутылке, над которой ворковал Люциус, был большей частью вне ее разумения.