Винляндия
Шрифт:
— Он прилетит на двухнедельный международный симпозиум прокуроров, остановится в «Хилтоне». У нас есть расписание его свободного времени, если только он не из тех проказников, что любят сачковать. Вы будете выжидать, жить по его расписанию — рано или поздно он появится, он тут всегда бывает, когда наезжает.
— Но он меня определит, вспомнит.
— Не в том виде, в каком будете.
У-гу, вид, в котором она будет… как ею раньше ни помыкали, это перерождение её натурально перетряхнуло. Как только за работу взялся штат косметологов «Депаато», едва они внесли парик, который ей предстояло носить, точно выкрашенный и постриженный, она поняла. А когда увидела его на себе, по всей коже её поползла дрожь — она смотрела в собственное лицо на голове Френези.
— Мистеру Бирку Вонду, — заверили её девушки, — нравится американская девочка, вот так выглядит, всегда одинаково, — маленькие прикиды шестидесятых, зловещий грим того времени…
— Я так и знала! — взорвалась Прерия. — Мать и этот урод, и выкладывайте-ка лучше сразу, ДЛ, насколько всерьёз…
— Всерьёз.
— Так папа и бабуля мне врали всё время? Они мне говорили, что она за народ — как она вообще могла и близко к этому типу Вонду подойти?
— И я этого никогда не могла понять, детка. Он был всем, против чего нам полагалось быть. — Но ДЛ потрясение стало иным — от открытия, что Френези он любил, но не обладал ею и вынужден был довольствоваться фетишами в далёких странах как единственной своей отдушиной, не в силах изменить — одержимый, хоть её и тошнило от эдакого признания, как и сама ДЛ. Он на это дрочит? Да и вообще что это за юмор такой? Временами, дожидаясь у себя в комнате, она задавалась вопросом, уж не епитимья ли это задумана такая, сидеть, в капкане образа той, кого она любила, обтекая от предательства, просто сидеть… Коан ли это, который ей полагается глубоко обдумать, или же она потерялась наконец в огромной делюзии от-края-до-края, лишь как-то прочтя о Френези Вратс в приёмной у какого-то стоматолога или стоя в очереди к кассе, а после в ней что-то просто надломилось, и она пошла себе всё это сочинять? И теперь отнюдь ни в каком японском борделе не сидит, дожидаясь, когда ей убить Бирка Вонда, а надёжно размещена в лечебнице для душевнобольных в Штатах, ей потакают, любезно разрешают переодеваться в фигуру из её собственных несчастных фантазий? Для компании, ожидая, она оставляла включённым Ящик, но выключенным звук. В кадр вкатывались образы и выкатывались из него, а она сидела, бездвижно, иногда поддразнивала себя этими упражнениями «что-есть-реальность», но всегда держала равновесие, ровно на этой вот черте, внимательно продышивала себя сквозь коловращенье часов, подъём и падение пяти стихий и управляемых ими телесных органов, сочетания, танец законов мужа-жены и матери-сына. Сегодня, конечно, можно просто взять специальный наладонный калькулятор Ниндзевого Касания Смерти в любой аптеке, и он будет отслеживать, вычислять и проецировать тебе всё в одно мгновение ока, но тогда ДЛ могла полагаться лишь на свою память да то, чему научилась у Иносиро-сэнсэя, пришлось рано, и ей, и мозгу её, вступить в систему вечного возмещения, что гудела себе дальше — с её существованием или без оного. Сэнсэй это называл «искусством тёмных меридианов», то и дело предупреждая её о выборе момента.
— Совершенный удар в верную точку тревоги, но не в то время — лучше уж дома посидеть — посмотреть кино Жэньлэна Шао! — Она спросила, нельзя ли его навестить. Ей ответили, что нет.
Меж тем Такэси Фумимота то наезжал в Токио, то выезжал из него по причинам деловым, связанным с таинственным уничтожением исследовательского комплекса, принадлежавшего теневому транснациональному конгломерату «Чипко». Где-то неделю спустя по прибытии Бирка Вонда Такэси стоял на краю гигантского животного отпечатка ноги, который лишь днём ранее был лабораторией. С точки зрения страхования, это здание сметено с лица земли, хоть обошлось и без жертв, ибо событие произошло ровно во время учебной тревоги по эвакуации. Странно!
Вглядываясь в тёмную утреннюю морось, Такэси не мог даже рассмотреть дальний край ногообразного кратера. Отсюда, с гребня, различались только жёлтые фонари на касках техвзвода, что перемещались далеко внизу, брали образцы всего, каждой последней щепки, на анализ. Там и сям края отпечатка уже оползали.
Осторожно пробираясь вниз, Такэси обнаружил уже установленную сеть пластмассовых настилов и временных светофоров. Движение было густым. Он помедлил на разъезде, налил себе в чашку из термоса кофе и принял ещё одну амфетаминовую капсулу.
— Получится не сразу, — хмыкнул он вслух, привлекши к себе взгляд-другой, — добраться до самого дна! — Ещё один странный элемент, как напомнил ему вчера вечером по телефону его бывший наставник Профессор Вавадзумэ, эксцентричный ГИД [68] «Жизни и He-Жизни Вавадзумэ», в том, что «Чипко» не так давно пожелала выписать плавающий полис по страхованию внутренних морских перевозок на случай «ущерба от любых и всех форм животной жизни». Разрушенный комплекс располагался на не слишком оживлённом участке морского побережья, и «Чипко», разумеется, могла утверждать, что из прибоя что-то вышло, одной ногой упёрлось в песок для равновесия, а другой топнуло по лаборатории. Поскольку всё это произошло в отлив, любой второй отпечаток на пляже смыло бы приливом.
68
Главный (генеральный) исполнительный директор.
— Явно рептилия, — подытожил Профессор, — или, вероятно, дело ног — недовольного защитника окружающей среды! — Такэси, пока ещё не увидевши всего этого с воздуха, не хотел исключать и ещё одну мирскую вероятность — работу профессионала. В наличии имелись кое-какие навороченные бластеры, студийные мастера по спецэффектам, янки — ветераны Вьетнама, — может, и один-другой якудза — Такэси знал большинство этих мальчиков и девочек, хотя не всегда оказывалось просто их отслеживать, и дело могло довольно-таки усложниться и запутаться. Вот этот размер 20 000 мог оказаться артефактом от пятки до кончика когтя.
Начав в глубинах корпоративного охвата «Жизни и He-Жизни Вавадзумэ», в вышине над тёмно-лиловым излучением города, призрачными сумерками Маруноути он помышлял отъединиться и освободиться, работать бы ронином, сиречь самураем без хозяина, пойти вольным ландскнехтом в опасный мир. К тому времени, как жизнь привела его сюда, в вонючий зверский отпечаток, к красным, зелёным и жёлтым огням в дымке и полосатым барьерам, к возне в грязи и дожде ради тайны, что в конце может оказаться простой, как обычная алчность, стал по крайней мере независимым, хотя Профессор Вавадзумэ по-прежнему подбрасывал ему много работы, но на лацкане пиджака нет больше корпоративного значка, лишь неукрашенная петлица, без повелителя, единственный постоянный адрес теперь — клетушка во внешнем Уэно, за которую он платил вскладчину, содержащая бронированный конторский шкаф, телефон да подписанное фото Профессора в рамке, подаренное им же, когда он пустился в путь сам по себе (увеличенный снимок работы папараццо, Профессор смотрится придурочнее обычного, кидаясь вслед за известной красоткой в золотом ламе, со вздыбленной причёской и двухсантиметровыми ресницами возле бара в Синдзюку, а в одном углу его рта начинается светящаяся нитка слюней), Такэси уже долго был кочевником по пустыне небес, снова и снова отбывал в керосиновых парах в поисках очередного связника в очередном тихоокеанском порту, кивал лицам, которые последний раз видел на выходе из здания «Ят-Фат» на Де-Вё-роуд, приглядывался к корпусу стюардессы и тому, что можно увидеть в иллюминатор из корпуса самолёта, и наконец, когда пошли на взлёт, вверял себя богам небес. Однако несмотря на миллионы пассажирских миль, он ни разу не мог припомнить, что оказывался в их царстве, а вместо этого лишь стонал, трудился, над самыми паутинами линий высокого напряжения, чуть ли не делясь своей ячейкой на скоростной автостраде, совершая бесчисленные короткие скачки между местными взлётными полями, местами, о которых Такэси и не слыхал никогда, невидимыми под промышленным дымом и выхлопом транспорта, засунутыми подальше от всех обещаний дикого синего далека.
Вот он прибыл на дно странного кратера, намного ниже уровня моря, после долгих обходов и ощущения, что время потеряно навсегда… Публика из техвзвода, с которой он пытался поговорить, вся, покамест, держалась уклончиво. Я так и знал! понял он. Я покупал мало выпивки! Дождевые тучи упрочились. Задрав голову, Такэси уже не мог разглядеть гребня, с которого спустился. Группа Техов поблизости принялась сердито орать друг на друга, лучи их фар на касках метались и пересекались. Такэси приметил знакомца — Минору, эксперта правительственного сапёрного отряда. Не совсем гений, скорее idiot savant [69] с рентгеновским зрением. Когда дискуссия переместилась, Минору остался, разглядывая что-то в чаше ладоней.
69
Олигофрен с исключительными способностями (фр.).
— Довольно странно сегодня, Минору-сан!
— Странно! Да вы только поглядите!
Знакомо.
— Восточный блок, нэ?
— Э. Но вот — смотрите! — Минору повернул фрагмент.
— Хэн на! [70] — Но идентифицировать модификацию он позволил Минору.
— Южная Африка!
— Мотто хэн на! [71]
Наконец Минору махнул рукой и пошёл прочь.
70
Странно! (яп.).
71
Ещё страннее! (яп.).