Виноградник Ярраби
Шрифт:
Юджинии хотелось вымолить хоть ведерко для своих белых ползучих роз, но она не отваживалась. Каждая капля нужна была ненасытным виноградным лозам.
Она чувствовала себя такой же вялой, как ее чахнувшие розы. Даже Гилберт утратил свой обычный пышущий здоровьем вид и казался почти изможденным. Его синие глаза ярко светились на загорелом дочерна лице. Для купания воды больше не было — приходилось довольствоваться несколькими стаканами, которые наливались в фарфоровую миску. Малютку, капризничавшую из-за жары, время от времени освежали, выжимая над ее тельцем мокрую губку. Юджиния совершала сведенный к минимуму туалет тем же способом, но Гилберт, отчаянно экономивший каждую каплю воды для виноградника, валился ночью в постель как был — отощавший, потный, измученный. Меньше всего он думал о жене.
Лежа в горячей темноте и прислушиваясь к неумолчному стрекоту цикад, Юджиния мысленно рисовала себе все прохладные зеленые предметы, какие приходили на память. Ручьи, катящиеся по замшелым камням, дождь, низвергающийся на летний сад, холодные каменные плиты под босыми ногами, запах роз, на которых еще лежит утренняя роса...
Иногда фантазия иссякала, и она не могла думать ни о чем, кроме своих мучений. Она чувствовала себя пленницей, которую иссушала, опаляла и старила раньше времени эта древняя-древняя земля, лежавшая за окном и дождавшаяся конца краткого мига ночной тьмы, когда снова встанет торжествующее солнце, чтобы испепелять и жечь своими лучами все живое.
Но вот совершенно неожиданно пошел дождь. Он полил из низко нависших туч, превращая каждую впадину в озеро, проносясь по прожаренной солнцем земле слишком быстро, чтобы грунт мог впитать влагу; так что в результате каждый ручеек разбух, превратившись в миниатюрную реку, а река вышла из берегов.
Овцы и крупный рогатый скот, ослабленные голодом, были снесены в воду и потонули. Кенгуру, валлаби, собаки динго и лисы делили между собой омерзительную зловонную серую падаль, разбросанную на берегах отступившей реки. И все-таки земля снова начала зеленеть, безоблачные дни под голубым небом предвещали безмятежное будущее, наступления которого все-таки ждали, хотя верилось в него с трудом.
«Урожая винограда не будет», — безнадежным тоном сообщил Гилберт.
Лозы выжили, но ягоды на них погибли. Съежившиеся гниющие гроздья уныло свисали вниз. Дошли слухи, что в долине реки Хантер та же катастрофа настигла всех виноградарей до единого. У некоторых было достаточно средств, чтобы продолжать дело, но остальные собирались отказаться от столь ненадежного предприятия, превратив свои земельные участки в обычные фермы, либо, совсем бросив их, возвращались в город.
Одна семья даже намеревалась на ближайшем корабле отплыть в Англию. Когда об этом узнала Юджиния, в сердце ее вспыхнула шальная надежда. Она решалась заговаривать об этом окольным путем.
Гилберт выглядел таким измученным, таким отчужденным и настолько поглощенным своим разочарованием, что нормально разговаривать с ним стало почти невозможно.
В ту ночь, когда он сообщил о погибшем урожае, он поднялся наверх только на рассвете, и то лишь затем, чтобы помыться и переодеться. Юджиния подумала, что муж, наверное, сидел и пил в одиночестве или, может быть, с Томом Слоуном. Однако, когда он все же вошел, по нему это не было заметно. Он увидел жену в дверях и извинился, что потревожил ее.
— Где вы были? — спросила она.
— Разговаривал. Обсуждал, как быть, что делать.
— Но не всю же ночь.
— Да, похоже, что всю. — Гилберт стоял возле платяного шкафа, деловито отыскивая чистую рубашку и ощупывая рукой отросшую на подбородке щетину. — Мы не заметили, что на дворе уже день начинается. Джемми Макдугал плакал. Подумать только — такой большой парень! Он очень ждал первого в своей жизни сбора урожая.
Юджиния горестно подумала, что ей тоже следовало бы поплакать. Это могло в какой-то мере сблизить ее с мужем, ставшим слишком уж далеким.
— А сейчас вы разве не собираетесь отдохнуть?
— Времени нет. Не беспокойтесь, милая. Ложитесь и постарайтесь снова заснуть.
Однако ее совершенно не клонило ко сну. Нервы были натянуты; она была озабочена чем-то неуловимым в поведении Гилберта. Что-то в нем появилось не совсем обычное. Наконец она поняла, что именно: напряжение явно отпустило его. Он был по-прежнему тощ, со впалыми щеками, но, как ни странно, от прежней скованности и следа не осталось.
И это — после целой ночи, проведенной в разговорах! Не иначе как пришли к каким-то замечательным выводам.
Не удержавшись, Юджиния сказала:
— Гилберт, эта профессия сопряжена со слишком большим риском. Не правильнее ли было бы заняться чем-нибудь другим? Пока вы не влезли в еще большие долги...
Она запнулась, будучи не в силах выдержать его взгляд.
— Существует ли что-нибудь такое, чего вам хотелось бы, но чего вы лишены?
— Нет, нет. У меня слишком много всего. Но ваш долг миссис Эшбертон — когда он будет возвращен?
— Вряд ли сейчас подходящий момент напоминать мне об этом. Во всяком случае, миссис Эшбертон этого не сделала. Более того, она успела предложить мне еще денег взаймы.
— И вы приняли предложение?
— Само собой! — удивленно отозвался Гилберт. — Как я могу сейчас признать свое поражение? Вы, как видно, не понимаете главного.
— Я понимаю только одно: все это внушает крайнюю тревогу. В будущем году случится то же самое. Нам снова придется пережить недели, а то и месяцы волнений. Вряд ли я способна это выдержать. У меня не такой темперамент.
— Все дело в том, что вы не любите вино и виноделие. — Теперь Гилберт говорил уже снисходительно. (Она терпеть не могла этот его снисходительный тон.) — Но вам надо постараться набраться терпения. Возвращайтесь в постель и поспите еще.
Миссис Эшбертон испытывала самодовольную радость по поводу оборота, который приняли события. Ей нравилось ощущать себя незаменимой, пусть даже единственной причиной этого были ее деньги. Однако такая неприятная, хоть и необходимая вещь, как деньги, не должна стать преградой в ее отношениях с дорогой Юджинией. Старуха с каждым днем все больше привязывалась к детям, к Гилберту с Юджинией и к Ярраби. Ей бы очень хотелось стать крестной матерью Аделаиды. Она просто обожала крошку. Такая энергичная, требовательная, так похожа на своего отца — тот же повелительный взгляд синих глаз!