Виня
Шрифт:
Лестничная площадка оказалась неосвещенной, и кнопка лифта горела в темноте, как красный глаз хищного животного или прицел бластера… В кабине лифта Виня прислонилась к пластиковой стенке голубовато-серого «космического» оттенка. Перед глазами всё плыло и симпатично покачивалось, от желудка по всему телу разливалось приятное тепло.
Посреди тихого полутемного подъезда стояла белая кошка размером с леопарда.
– О-о, кисинька!
Для пьяной Вини не представился чем-то необычным такой рост кошки,
Кошка не шевелилась, и Виня проплыла мимо нее, изо всех сил стараясь не оступиться и не придавить лапу или хвост.
– Ксия! – мягко и певуче позвал голос с улицы.
Большая белая кошка беззвучно прошествовала вперед, попутно слегка боднув Винино плечо, подцепила когтем задвижку кодового замка, толкнула металлическую дверь подъезда и мягко выпрыгнула наружу.
Виня с широко открытыми глазами автоматически последовала за ней.
Дверь с грохотом захлопнулась.
В песочнице что-то происходило. Среди деревьев просматривались пять человекоподобных фигур и дрожал слабый голубовато-зеленый свет.
– Мотоциклы бросим здесь, - произнес тот же голос. – Потара найдем, месть успеется. Ксия, иди сюда. Ну, что, повидала напоследок? Плохо то, что Кивир не нашелся, но мы за ним вернемся.
Одна из фигур присела возле большой кошки, белевшей в путанице голых ветвей, как рухнувшая снежная баба, обняла ее – что-то светилось возле рук и лица, - и через несколько секунд подняла с земли на ноги фигуру потоньше и поизящней, откуда-то тут взявшуюся. А кошка исчезла, больше ничто там не белело.
Виня слабо помотала головой, стоя в тени козырька подъезда.
От соседнего дома кто-то побежал, с шумом ломясь через кусты.
– Подождите, возьмите меня с собой!
По голосу Виня узнала Кирьку, странноватого мечтательного очкарика лет двадцати, который последнее время при встречах донимал ее расспросами и рассуждениями об эльфах.
Шестеро в песочнице вздрогнули и обернулись к нему.
– Возьмите меня! Если вы меня не возьмете, это будет непоправимо! Я должен хотя бы видеть тебя, Ксия!
Тоненькая девушка неуверенно поправила белые, чуть мерцающие волосы.
– И больше ты ничего не станешь добиваться?
– Если тебя это беспокоит, то – нет.
– И куда годится столь пассивный индивидуум? Нет, мы тебя не возьмем.
– Да погоди ты делать поспешные выводы! – отчаянно выкрикнул Кирька. – На самом деле я чуть повременил бы, а потом, разумеется, стал бы добиваться.
– Докучливый нахал мне тоже ни к чему.
– Так чего же ты хочешь?
– Пока не знаю.
– Вот, чтобы узнать, и возьми меня с собой!
– Ксия, как ты считаешь, не стереть ли ему память, чтобы не мучился?
– Оставь. Пусть помучается, полезно. Напишет пару песенок или рассказик. На всякий случай будет вести себя покорректней. Глядишь, и кто-то из окружающих его индивидуумов станет чуть-чуть культурней.
Фигуры посреди песочницы придвинулись друг к другу, образовав тесную группу, которая утонула в стремительно рассиявшемся сине-зеленом свете. И исчезла.
Меж деревьев, качелей и скамеек остался отчаянно рыдающий Кирька. Он быстро понял, что ему тут больше делать нечего, и побежал к своему дому, давясь слезами и мотая длинными негустыми патлами. Едва не налетел в темноте на Виню. Она отшатнулась и чуть не упала; он ее не заметил.
Виня проводила его глазами и, чувствуя себя стукнутой пыльным мешком из-за угла, побрела в «ночнушку» за хлебом. Из проезжавшей мимо легковушки присмотрелись к волосам, разметавшимся поверх искусственной пятнистой шубки, и окликнули:
– Девушка! Поедем?
– Нет, не поедем! – самым низким, на какой была способна, голосом грубо рявкнула Виня.
Машина прибавила скорость и умчалась…
Дома Гелий с криком бегал за котами. Малдер и Тедик в очередной раз дрались насмерть.
– Или они немедленно перестанут меня терроризировать, или я их убью!
Виня бросилась разнимать дерущихся котов и схватила Тедика слишком рано, он в горячке боя вцепился ей в голову и когтями, и зубами. Она оторвала его от себя и бросилась в ванную – замыть глубокие царапины, пока Гелий не увидел. Но он увидел.
– Если ты еще раз будешь их разнимать, и кто-нибудь из них тебя подерет, оба полетят за окно! И вообще мне это надоело! Что тебе сказали в ветлечебнице? Они не перестанут драться и после кастрации! Рассадить их, сделать двери? И что это будет за жизнь? Ходить, как по фронтовой полосе! Лови-ка их сейчас же, сажай в сумку, я отвезу их в Сокольники и выпущу на улице. А нет – тогда убью. Всех – вон, кроме Малдера!
– Зачем было их брать, если потом выкидывать на улицу? Кому нужны взрослые кошки? Как их пристроить? Где чувство ответственности?
– А зачем их пристраивать? Пусть живут в естественных условиях! Я их брал поиграть! Это не люди! При чем тут ответственность?! Животные для человека, а не человек для животных! Земля наша, она для людей, а это не люди! Они устраивают мне террор, это мои враги, а врагов я уничтожаю! Почему твой Тедик терроризирует моего Малдера? Или – вон, или – убью. Выбирай: или кошки – или я, а то получается, Пашка прав, и животные для тебя ценнее человека!
Виня посмотрела в его бешеные глаза, схватила спортивную сумку и бросилась ловить кошек. Тугрик и Даночка забились под мебель, она с трудом их оттуда вытащила. Тедик был в ванной. Он уже остыл от драки и, подхваченный в охапку на прощанье, принялся виновато облизывать Вине руки. Она заплакала…
В трамвае Виня сама держала сумку между колен. Кошки барахтались и приглушенно вопили. Из сумки сочилось – кто-то из кошек с перепугу описался. Виня плакала.
– Почему мяушка плачет? – ворковал Гелий, обнимая ее. – Ведь главная мяушка здесь, ее-то я никуда не выгоняю…