Виражи
Шрифт:
– Она - все для меня в этом мире, - с чувством ответил Андрей. – Я сделал Наташе предложение вчера. Она согласилась стать моей женой, и в этом мое счастье.
– Живите в любви и уважении. Ты с ней не пропадешь. Она из той категории женщин, которая и коня на скаку, и в избу. А если полюбит, то навек. Предательства от нее не жди. Но и сам не плошай, не смей обижать, так как она божье создание, люди к ней тянутся, потому что чувствуют искренность. Повезло тебе, Андрей, - смахнув набежавшую слезу заскорузлыми пальцами, сказал Михалыч. – Ну, что же мы стоим? – уже громче. – Банька ждет вас, молодые, а я пока самовар поставлю, травками вас попою, да медком попотчую.
– Сейчас пойдем, -
– Во, девка, все понимает, - улыбнулся в усы Михайлович.
Наталья с Андреем быстро распаковали гостинцы. Что-то унесли в дом, пересыпав в банки крупу и сахар, кое-что оставили у лавки, так как предполагался поздний ужин.
Сердце радостно билось от предстоящего наслаждения. Достав пакеты с полотенцами и мыломоющими средствами, молодые направились в сторону бревенчатой баньки.
– Ну, что, готова? – спросил Андрей. – Тряхнем стариной? Когда-то у нас неплохо получалось, только мы были другими, и обстоятельства спорные не сделали нас ближе друг к другу. Но, это было так давно! Хотя, когда я вспоминал, как парил тебя в сауне, так у меня внутри все переворачивалось: до боли жгло сожаление, что тогда ничего у нас с тобой не срослось.
– Не вспоминай, Андрюша. У нас с тобой появилась уникальная возможность начать жизнь заново.
– Знаешь, я думаю, что каждому из нас надо было пройти через испытания, чтобы научиться по настоящему ценить, то, что имеем сейчас. Все. Давай не будем грустить. Мы рождены для радости.
Андрей раскрыл дверь бани, откуда пахнуло жаром и сухим деревом.
– Прошу Вас, барыня, располагайтесь на лавке.
– Иди ко мне, любезный мой. Я помогу тебе освободиться от исподнего.
– Ого, да вы шаловливы, красота моя. Я целиком и полностью Ваш. Делайте со мной, что угодно.
Наталья подошла ближе к Андрею, сдернула с него футболку, прижалась губами к груди, провела по обнаженной спине тонкими пальцами, а потом, зацепив штаны, потянула их вниз. Андрей не остался безучастным. Он быстро освободил Наташу от одежды, открыл дверь предбанника, где стояли кадки с холодной водой и чан с горячей, нагретым от печи. От печки веяло жаром. Дрова потрескивали, а уголья в щелях затворки переливались голубыми и желтыми всполохами. За тяжелой дверью располагались полати в два ряда. В углу стояло деревянное ведро с кипятком, а в нем набухали веники – дубовый и березовый. На полочке стояла плошка с медом и мелко размолотые частички натурального кофе. Воздух обжигал легкие. Наталья сразу же начала дышать ртом, так как через нос пропускать пар было невозможно.
Андрей помог ей подняться на полати, предварительно положив полотенце. Наташа осторожно легла грудью и вытянулась во весь рост. Кожу жгло, покалывало, а лицо сразу стянуло от горячего воздуха. Андрей сел на нижние полати и с удовольствием разглядывал обнаженное тело любимой, над которым ему предстояло поработать. Через минут десять кожу начали покрывать капельки пота.
– Ну, вот теперь можно приступить. Расслабься, любимая. И получай массу удовольствия, - сказал Андрей.
Как когда-то давно, он вылил содержимое плошки Наташе на спину и массирующими движениями стал покрывать кожу медовой сладостью. Наташа замурлыкала от удовольствия. Она расслабилась. Сейчас ей не нужно было контролировать процесс, как когда-то в юности, когда Андрей впервые парил ее в сауне. Она улыбнулась трогательным воспоминаниям. Сколько было сказано тогда колкого, невозможного. Как она не почувствовала в то время, что ее суженый, тот, кто будет ее любить всегда, находился рядом, а она терзала его, отталкивала, дразнила, причиняла боль.
– А ты, правда, простил меня? – вдруг спросила Наташа.
– Ага, предаешься воспоминаниям? Я так и знал, что совесть будет тебя мучить всегда, - улыбнулся Андрей. – У меня тоже состояние дежа-вю: как будто и не было стольких лет, что мы провели вдали друг от друга. Ты все такая же юная, и даже внешне сохранила пропорции молодого тела.
Он склонился над ней, и кончиком языка слизнул с плеча капельку меда.
– Какая же ты сладкая. Еще вкуснее, чем была раньше. Уж мне есть, с чем сравнивать.
– Ой, не пытайся меня соблазнить. Когда-то у тебя из этого ничего не вышло.
– А жаль! Я помню, как пылал, как хотел тебя там же, в сауне, но твое решительное «Нет» стояло между нами. Если бы я был понапористее, может, ты тогда бы уже за меня замуж вышла. Ты об этом не думала?
– Нет, родной. Ты меня плохо знаешь. Ничего бы у тебя не вышло!
– Ну, хорошо. Закрывай глаза и получай удовольствие.
Наталья так и сделала: прикрыла глаза. Мягкий горячий веник стал чувственно касаться ее ступней, лодыжек, икроножных мышц, ягодиц. Ощущения были невероятные, казалось, что она идет по раскаленным уголькам, но в то же время, они были ласковые, мягкие, нежные. Волны удовольствия побежали по телу. Андрей же старался вовсю: поглаживал ароматными листьями, похлопывал, нагонял обжигающий воздух. Похлопывающими движениями делал своеобразный массаж спины, плеч, рук. Наталью уносило на волнах блаженства. Только любящие, родные руки могли совершать такое чудо, и ей хотелось продлить это блаженство до бесконечности.
– Родная, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил Андрей.
– Я умираю, чтобы возродиться к жизни. Сейчас через поры выйдут все мои сомнения, все мои сожаления, все мои обиды и разочарования. Они смоются родниковой водой. Снимется старая оболочка. А я выйду в совершенно новом состоянии, как будто заново родившаяся на свет.
– Поворачивайся на спину! – прошептал Андрей.
Это предложение смутило Наталью, потому что природная скромность жила в ней неотступно, и ей казалось, что нельзя так открыто предлагать себя на обозрение, но потом, поборов смущение, зажмурив глаза, сделала так, как попросил ее Андрей.
Сквозь закрытые глаза она почувствовала, услышала прерывистое, судорожное дыхание любимого. Мягкие горячие ладони легли ей на грудь, чтобы втереть медовую сладость. Тело предательски вздрогнуло, волны уже не тепла, а желания побежали под кожей, вызывая ноющую боль внизу живота.
Андрей почувствовал состояние своей любимой, и чтобы добавить ей любовного жару, прошептал на ухо:
– Я от тебя без ума. Ты прекрасна. Я твой вечный раб. Ты счастье и боль, ты огонь и вода, ты – мягкость и твердь. Ты моя единственная девочка. Я люблю. Очень люблю . . .
Он припал к ее губам, и легкий стон ворвался в его рот. Он помог ей сесть на полатях, сдернул ее на себя и прижал к своему горящему телу. Поднял, вынес в предбанник. Аккуратно поставил. Развел в тазу воду и начал из ковша поливать, смывая медовую липкость с ее кожи, помогая себе руками, а она стояла перед ним дрожащая и трепетная от ласковых прикосновений, в предвкушении любовной ласки. Отбросив ковш, шагнул ближе, приподнял ее, обхватив за бедра, посадил себе на талию. Потонул в омуте голубых глаз, подернутых негой, слился в поцелуе. Прислонившись к стене, навесу слился в экстазе. Они поплыли по волнам наслаждения, не понимая, где находятся, в каком измерении. Любили долго, чувственно, страстно, пока в изнеможении он не присел на лавку. Она же, как лиана, обвила его руками, ногами, вздрагивала, и слезы счастья смешивались с росинками пота и капельками меда, оставшимися на его плече. . .