Виргинцы (книга 1)
Шрифт:
^TГлава XXXII,^U
в которой приказывают заложить семейную карету
Теперь нам предстоит выполнить приятную обязанность, а именно - открыть секрет, который мистер Ламберт шепнул на ушко жене в конце главы двадцать девятой, - секрет, вызвавший такое ликование, когда наутро его узнали все члены окхерстского семейства. Так как сено было уже убрано, а хлеба еще не созрели и рабочие лошади томились от безделья, то почему бы, спросил мистер Ламберт, не запрячь их в карету и не отправиться всем нам в Танбридж-Уэлз, заехав по дороге за нашим другом Вулфом в Уэстерем?
Маменька с восторгом согласилась на это предложение, не преминув, я полагаю, нежно поцеловать добросердечного джентльмена, его сделавшего. Все дети запрыгали от радости. Девицы немедленно
– пахарь окхерстского семейства, рядом с ним уселся мистер Чарли. Драгоценные наряды покоились в сундуках на крыше. Пистолеты полковника были положены в карман кареты, а мушкет повешен за козлами, под рукой у Брайана, который был старым солдатом. Однако ни один разбойник не напал на наших путешественников, и даже содержателям гостиниц не удалось ограбить полковника Ламберта, который, как обладатель тощего кошелька и большого семейства, не собирался позволить этим или иным хищникам большой дороги поживиться за его счет. Его молодой друг полковник Вулф снял для них за умеренную плату скромное помещение в доме, где имел обыкновение останавливаться сам и куда не преминул теперь их проводить.
Оказалось, что квартира эта расположена напротив жилища госпожи Бернштейн, и окхерстское семейство, прибывшее в Танбридж в субботу вечером, имело удовольствие созерцать, как бесчисленные портшезы извергали напудренных щеголей и красавиц в мушках и парче у дверей баронессы, дававшей один из своих обычных карточных вечеров. Солнце еще не зашло (ибо наши предки приступали к своим развлечениям спозаранку и пировали, пили или играли в карты с трех часов пополудни до поздней ночи, а то и до позднего утра), и ваши провинциалочки вместе с маленькой могли из своего овна без помех рассматривать гостей, прибывавших на раут госпожи де Бернштейн. Полковник Вулф называл им имена большинства входивших; это было почти так же весело, решили Этти и Тео, как самим отправиться на вечер, - они ведь не только видели приглашенных у подъезда, во могли следить за ними через открытые окна и в апартаментах баронессы. Кое с кем из этих особ мы с вами, любезный читатель, уже немножко знакомы. Когда прибыла герцогиия Куинсберри и мистер Вулф назвал ее, Мартин Ламберт немедленно продекламировал несколько строф своего любимого Мэта Прайора про "Китти, юную красу".
– Подумать только, девочки, что эта почтенная дама некогда была такой же, как вы!
– заметил полковник.
– Как мы, папенька? Но ведь мы никогда не считали себя красавицами! заявила мисс Этти, вскинув головку.
– Да, как вы, дерзкая плутовка! Совсем как вы сейчас - недаром же вы сгораете от желания отправиться на эту ассамблею:
Сердясь на маменькин наказ,
Досадуя, что ей велят
Быть чинным ангелом в тот час,
Когда краса и ум царят.
– Но ведь нас не приглашали, папенька, а судя по той красе, которую мы видели до сих пор, ум тоже, наверное, не столь уж блистателен, - заявил семейный сатирик.
– Нет, Мэт Прайор - редкостный поэт, - продолжал полковник, - Только помните, девочки: стихи, которые я пометил крестиком, вы пропускаете, не читая! Да-да, редкостный поэт, и подумать только, что вам довелось увидеть одну из его героинь! "Но ласкам маменька сдалась" (маменьки всегда сдаются, миссис Ламберт!).
Но ласкам маменька сдалась,
И, настоявши на своем,
В карете Китти понеслась
И вспыхнули сердца огнем!
– Как же легко тогда вспыхивали сердца!
– промолвила маменька.
– Верно, душа моя! Лет двадцать назад они вспыхивали куда легче, чем теперь, - заметил полковник.
– Вздор, мистер Ламберт, - был ответ.
– Глядите! Глядите!
– вскрикивает Этти, бросаясь вперед и указывая на маленькую площадь и на открытую галерею, где находилась дверь, ведущая в апартаменты госпожи Бернштейн и где толпились уличные мальчишки, зеваки и деревенские жители, явившиеся поглазеть на знатных господ.
– Да это же Гарри Уорингтон!
– восклицает Тео и машет платком молодому виргинцу. Но Уорингтон не заметил мисс Ламберт. Виргинец шел под руку с дородным священником в хрустящей шелковой рясе, и оба они скрылись в дверях госпожи де Бернштейн.
– В прошлое воскресенье я слышал его проповедь в здешней церкви, сказал мистер Вулф.
– Он говорил несколько по-актерски, но очень выразительно и красноречиво.
– Вы, кажется, проводите тут чуть ли не каждое воскресенье, Джеймс! заметила миссис Ламберт.
– А также понедельник и так далее до субботы, - подхватил ее супруг. Поглядите-ка, Гарри уже стаи заправским щеголем, парик на нем с буклями, и, уж конечно, он был зван на ассамблею.
– Я люблю проводить субботние вечера за тихими занятиями, - сказал серьезный молодой полковник.
– Во всяком случае, подальше от сплетен и карт, но что поделать, дорогая миссис Ламберт, я повинуюсь приказам. Может быть, прислать к вам мистера Уорингтона?
– Нет, зачем же мешать ему развлекаться. Мы повидаемся с ним завтра. Ему ведь будет неприятно оставить такое блестящее общество ради нас, простых деревенских жителей, - ответила скромная миссис Ламберт.
– Я рада, что с ним священник, который так хорошо проповедует, тихонько промолвила Тео, а ее глаза сказали: "Вот видите, добрые люди, он вовсе не такой скверный, каким его считали вы, а я в это никогда не верила".
– У этого священника очень доброе красивое лицо.
– Но вон священник куда более известный, - воскликнул мистер Вулф. Это епископ Солсберийский - он при своей синей ленте, и его сопровождает капеллан.
– А это кто же?
– изумленно перебила миссис Ламберт, когда носильщики в золотых галунах, предшествуемые тремя лакеями в таких же пышных ливреях, поставили перед дверьми госпожи де Бернштейн раззолоченный портшез, который венчали целых пять графских коронок.
Епископ, уже переступивший порог, поспешил назад, почтительно кланяясь на ходу, чтобы подать руку даме, которая выходила из портшеза.
– Да кто же это?
– спросила миссис Ламберт.
– Sprechen Sie deutsch. Ja, mein Herr. Nichts verstand {Говорите по-немецки. Да, сударь. Не понял (нем.).}, - ответил шутник-полковник.
– Вздор, Мартин!
– Ну, если ты не понимаешь немецкого, душа моя, то я-то чем виноват? Тебя плохо учили в пансионе. Но в геральдике ты разбираешься, так ведь?
– Я вижу, - воскликнул Чарли, всматриваясь в герб, - три шлема на золотом поле с графской короной.
– Точнее будет сказать, сын мой: с короной графини. Графиня Ярмут, сын мой.
– А кто она такая?
– У наших августейших монархов издавна был обычай награждать титулами особ, заслуживающих высокой чести, - с невозмутимой серьезностью объяснил полковник.
– И наш всемилостивейший государь возвысил эту досточтимую даму, даровав ей титул графини своего королевства.