Виргинцы (книга 1)
Шрифт:
– Так, значит, тетушке Бернштейн приписывают что-то очень дурное? спросил Гарри, вспоминая, что его мать ни разу ни единым словом не обмолвилась о существовании баронессы.
– О sancta simplicitas! {О, святая простота! (лат.).} - пробормотал капеллан.
– Все это сплетни, любезный сэр, восходящие к тем временам, когда ни вас, ни даже меня еще не было на свете. Истории вроде тех, которые рассказывают о ком угодно - de me, de te {Обо мне, о тебе (лат.).}. A вам известно, какая доля истины была в том, что рассказывали о вас самих.
– Черт бы побрал этого негодяя! Пусть только какой-нибудь мерзавец посмеет чернить милую старушку!
– воскликнул юный джентльмен.
–
– А вы только теперь начинаете в этом убеждаться, любезный сэр? подхватил священник с самым елейным видом.
– Чью репутацию не пытались очернить? Милорда, вашу, мою - да кого угодно! Мы должны безропотно переносить это и прощать по мере сил.
– Прощайте себе на здоровье! Этого требует ваш сан. Но я, черт побери, не собираюсь прощать!
– провозгласил мистер Уорингтон, и вновь его кулак со стуком опустился на стол.
– Пусть только кто-нибудь посмеет в моем присутствии чернить милую старушку, и я оттаскаю его за нос, не будь мое имя Генри Эсмонд... Здравствуйте, полковник Ламберт. Вы снова, сэр, застаете нас, когда мы только-только встаем. Мы с его преподобием и кое с кем из молодежи засиделись вчера допоздна после того, как дамы разъехались. Надеюсь, сэр, ваша супруга и дочери в добром здравии?
– Гарри поспешно поднялся, сердечно здороваясь со своим другом полковником Ламбертом, который явился к нему с утренним визитом и вошел в комнату в сопровождении мистера Гамбо (последний все предпочитал делать неторопливо) как раз в ту минуту, когда Гарри, переходя от слов к делу, показывал, как именно он будет таскать Злоречие за нос.
– Мои дамы чувствуют себя прекрасно. А кого это вы таскали за нос, когда я вошел, мистер Уорингтон?
– со смехом спросил полковник.
– Ведь это же гнусность, сэр! Его преподобие только что сказал мне, что есть негодяи, которые чернят репутацию моей тетки баронессы Бернштейн!
– Да не может быть!
– воскликнул мистер Ламберт.
– Я не устаю повторять мистеру Гарри, что клевета не щадит никого, объявил капеллан тоном проповедника, но тут же посмотрел на полковника и подмигнул ему, словно говоря: "Он ничего не знает - так не рассеивайте его неведенья".
Полковник понял его взгляд.
– Да, - сказал он.
– Злые языки не знают отдыха. Пример тому - сплетни о вас и о танцовщице, Гарри, которым мы все поверили.
– Как, сэр, все поверили?
– Нет, не все. Этти не поверила. Слышали бы вы, Гарри, как она защищала вас на днях, когда наш... когда маленькая птичка рассказала нам про вас еще одну историю - о том, как вы играли в карты в воскресенье, когда и вам и вашему партнеру следовало бы найти себе более пристойное занятие.
– И полковник посмотрел на священника с мягкой, но укоризненной усмешкой.
– Признаюсь, признаюсь, сэр, - сказал капеллан.
– Меа culpa, mea maxima... {Мой грех, мой величайший... (лат.).} нет-нет, mea minima culpa {Мой ничтожнейший грех (лат.).} - Мы ведь просто разложили карты, разбирая сыгранную накануне партию в пикет.
– И мисс Эстер заступилась за меня?
– спросил Гарри.
– Да, мисс Эстер за вас заступилась. Но почему это вас так удивляет?
– Она выбранила меня вчера, как... как уж не знаю кого, - ответил прямодушный Гарри.
– Я еще ни разу не слышал, чтобы барышня говорила подобные вещи. Она над всеми смеялась - не щадила ни молодых, ни старых, и я в конце концов не выдержал, сэр, и сказал ей, что у меня на родине, - во всяком случае, в Виргинии, потому что янки, говорят, очень развязны, молодежь не смеет отзываться о старших так непочтительно. И знаете, сэр, мы почти поссорились, и я очень рад, что вы сказали мне, как Она за меня заступалась, - объяснил Гарри, пожимая руку полковника, а его глаза и щеки горели юношеским волнением.
– Ну, если все ваши враги будут такими, как Эстер, мистер Уорингтон, вам ничто не грозит, - серьезно сказал отец юной девицы, с живым интересом наблюдая, как раскраснелось лицо и увлажнились глаза его юного друга.
"Нравится ли она ему?
– думал полковник.
– И если нравится, то насколько? Несомненно, он ничего не подозревает, а мисс Этти не скупилась на обычные свои штучки. Он - прекрасный, честный юноша, да благословит его бог".
И полковник Ламберт поглядел на юного виргинца с той доброй симпатией, которую наш счастливчик Гарри часто внушал людям, так как был красив, легко краснел и загорался - вернее сказать, умягчался - от доброго слова. Его смех был заразителен, в глазах светилось прямодушие, в голосе звучала искренность.
– А юная барышня, танцевавшая менуэт с таким совершенством, что восхитила все общество?
– осведомился учтивый священник.
– Надеюсь, мисс... мисс...
– Мисс Теодозия чувствует себя прекрасно и готова хоть сейчас пуститься в пляс с вашим преподобием, - ответил ее отец.
– Впрочем, капеллан, вы, наверное, танцуете только по воскресеньям?
– И полковник вновь обратился к Гарри.
– А вы, господин Льстец, очень галантно ухаживали за своей именитой гостьей. Леди Ярмут сегодня у источника пела вам громкие хвалы. Она говорит, что в Ганновере у нее есть мальеньки мальшик, ошень похоший на вас, и что вы - ошеровательны юнош.
– С ее сиятельством все почтительны, словно с самой королевой, заметил капеллан.
– Будем называть ее вице-королевой, ваше преподобие, - ответил полковник, и глаза его насмешливо заблестели.
– Ее величество выиграла у меня в кадрили сорок гиней!
– со смехом объявил мистер Уорингтон.
– На этих условиях она сядет играть с вами в любой вечер. Графиня любит карты и почти всегда выигрывает, - сухо сказал полковник.
– Почему бы вам, капеллан, не предложить ее сиятельству пари на пять тысяч фунтов, что вас не сделают епископом? Я слышал о некоем священнослужителе, который заключил такое пари, стал епископом и заплатил свой проигрыш.
– Ах! Кто одолжит мне пять тысяч фунтов? Может быть, вы, сэр?
– спросил капеллан.
– Нет, сударь. Я не дал бы ей пяти тысяч фунтов, даже если бы меня за это сделали главнокомандующим или римским папой, - сурово ответил полковник.
– Я не кину камнем в эту женщину, но и не стану ползать перед ней на коленях, как ползают всякие мерзавцы. Не обижайтесь - я говорю не о вас. И не о Гарри Уорингтоне, который был учтив с ней, как подобало, и не огорчается из-за своего проигрыша. Гарри, мой милый, я пришел проститься с вами. Мы хорошо повеселились... мои деньги на исходе, и нам пора возвращаться в Окхерст. Может быть, вы когда-нибудь побываете у нас?
– Теперь же, сэр, теперь же!
– вскричал Гарри.
– Я поеду вместе с вами.
– Но... нет... не теперь, - в замешательстве ответил полковник.
– У нас нет свободной комнаты... то есть мы... мы ждем друзей (господи, прости мне эту ложь, - пробормотал он про себя). Но... но вы навестите нас, когда... когда Том приедет домой... да-да, когда приедет Том. Это будет прекрасно... и я хочу сказать вам, друг мой, что моя жена и я искренне любим вас... и девочки тоже, как бы они вас ни бранили. А если когда-нибудь вы попадете в беду, - такие вещи случаются, господин капеллан!
– то рассчитывайте на меня. Не забудьте об этом, друг мой.