Вирус забвения
Шрифт:
Лохлан понял, что уже вторую минуту стоит у входа в проулок и смотрит, как трое черенков колотят беза. Откуда он здесь взялся, без брони, без оружия? Или оружие у него смогли отобрать? Скорее всего парня послали патрулировать территорию еще до начала беспорядков. Но где его напарник – даже на корпоративных территориях безы никогда не ходили поодиночке?
– Умри, сука! – истошно заорал один из черенков, избивавших беза.
Он на секунду оторвался от вяло ворочавшегося на земле человека, поискал глазами, схватил что-то, подвернувшееся
То, что подобрал один из черенков, оказалось обломком тонкой металлической трубы, которой он пригвоздил свою жертву к размокшей от недавнего тумана земле, проткнув тело насквозь. Без, нанизанный на трубу, словно жук на иголку в коллекции энтомолога, скреб руками и ногами, как будто пытался вырваться, вытащить держащую его трубу, но только забрасывал себя комьями грязи. Это рефлексы, память тела. В глазах, смотрящих прямо на Лохлана, уже не читалось ни капли разума – это были глаза мертвого человека. Взгляд умирающего мира, недоеденного падальщиками мироздания.
– Зачем? – пробормотал Лохлан.
Он не смог бы объяснить, что имел в виду. Зачем черенки убили беза? И так понятно – он не такой, как эти парни, он из другого мира, который те самые падальщики мироздания старательно обходили стороной. До сегодняшнего дня. Зачем без посмотрел на него перед смертью? Странный вопрос – вряд ли умирающий думал, кого ему стоит увидеть напоследок. Вышло так, что в иной мир он унес с собой образ Лохлана. Или Флетт хотел знать, зачем умирает мир? Вот на этот вопрос, как ни странно, он знал ответ – чтобы родиться заново. Лишь полностью отформатировав диск, можно переустановить систему…
Мысли, ставшие вдруг легкими и какими-то очень правильными, прервал голос одного из черенков. Вроде того, что воткнул в спину беза трубу. Подонок, упиваясь собственной смелостью и безнаказанностью, желал новых свершений, новых подвигов.
– А тебе какое дело? – плюнув Лохлану под ноги, поинтересовался он. – Соглядатай Мортенса? А ну-ка, ребята, давайте пощупаем гада!
Остальные черенки оторвали завороженные взгляды от трупа в серой форме и повернулись к Лохлану. В их глазах читалось восхищение собственной крутостью и одновременно – откровенный животный страх.
Нужно уходить. Убегать, сверкая пятками, может быть, догонять не станут. Но ноги Лохлана стали ватными, подошвы ботинок будто приклеились к растрескавшемуся асфальту. Он смог только вытянуть вперед руку, которую все еще держал в кармане, пытаясь отгородиться от ощерившегося смертельным оскалом мира. Черенок, подошедший почти вплотную, среагировал на движение, ожидая удара. Но Лохлан не собирался бить. Он смотрел на ладонь, на пальцах которой запутался красный шнурок. Прямо перед глазами быстро качалась маленькая резная фигурка, раскрашенная яркими красками.
Черенок
– Он вудуист! – Прозвучало словно приговор.
Вот откуда эта фигурка! Наконец, Лохлан вспомнил. Точнее, ему напомнили – это амулет Католического Вуду, какой-то из духов Лоа. Но откуда эта вещь у него? Никаких воспоминаний о Католическом Вуду в голове не сохранилось. В памяти не осталось почти ничего о прошлой жизни.
Резкий, почти без замаха удар в живот заставил Лохлана согнуться пополам. Черенок бил точно и профессионально. Скорее всего только что испустивший дух без был не первым в списке жертв ублюдка.
– Неграм не место в нашем Анклаве! – проорал ублюдок прямо в лицо Лохлану, заставив его поднять голову, дернув за подбородок.
В шее Флетта тихонько треснуло, и в голове помутилось. Подтянулись остальные черенки.
Лохлана били. Сильно и с намерением убить. Он ничего не сделал этим пацанам, он просто проходил мимо. Он встрял не в свое дело, помешал падальщикам мироздания доедать этот кусок мира.
Где-то недалеко скрипнула дверь. Ржавый металл давно не смазываемых петель. Лохлан не придал звуку значения, но скрип предвещал спасение.
«Дыродел» выстрелил трижды. Стрелял, конечно, пистолет не сам. Черную вороненую сталь держал в руках лохматый мужик, заросший темной с проседью бородой по самые глаза.
Лохлан вытер рукавом кровь, стекающую из носа, и посмотрел на своего спасителя. Тот как-то хитро улыбался и вроде бы даже подмигивал. Он знает Лохлана? Что-то знакомое было в его облике, но нет – Лохлан никогда не видел этого человека раньше. Во всяком случае, если и видел, то ничего об этом не помнил.
Мужчина, убедившись, что все трое нападавших не подают признаков жизни, опустил пистолет и неуклюже заковылял к лежащему на земле Лохлану. Только теперь Флетт заметил, что растоптанные ботинки лохматого мужика странно топорщатся в некоторых местах. Человек явно страдал от какой-то болезни.
– Спасибо, – пробормотал Лохлан, поднимаясь. Он должен был поблагодарить и сделал это, но спокойствия не было: спаситель вполне мог продолжить стрельбу, выбрав на этот раз мишенью его самого.
Болели ребра и разбитое лицо. Но никаких фатальных травм вроде бы не было.
– Ты сам сказал: сочтемся, – ответил мужчина.
Лохлан сел. Он не понимал, о чем говорит этот человек. Когда он с ним разговаривал? В чем сочтемся?
Рука сама собой опустилась в карман – пластиковый цилиндр и мятый клочок бумаги на месте, а разрисованной фигурки на шнурке не было. Где же она? Лохлан испытал что-то похожее на испуг, решив, что потерял фигурку. Чего он испугался, он же не знает, что это за вещь и откуда она? Или он просто боялся утратить последние вехи, связывающие его с забытой прошлой жизнью?