Вирус забвения
Шрифт:
Умелое управление толпой – самый короткий путь к власти. А умелое управление намерениями того, кто уже облечен властью?
Лохлану сделалось страшно от собственных мыслей. Он посмотрел на Майкла, который продолжал с упоением свой рассказ. Парень явно был в полном восторге от собственных идей. У него с побуждением все было в порядке, ему, похоже, даже мотивации, подстегиваемые памятью о вкусной еде и пышногрудой самке, особенно не требовались.
– Что управляет группой нейронов, отвечающей за намерения? – резко, перебив рассказ Перова, спросил Лохлан.
– Что?
– Что
– Я… я не знаю, – промямлил Майкл и поправился: – Точно не знаю. Здесь все управляется активными цепочками ДНК и РНК, клетки строят новые молекулы. Механизм очень похож на сохранение информации, но действует иначе.
– А возможность это узнать есть?
– Вы же видели – никто не воспринимает мои работы всерьез. Тем более вы сами сказали, что приоритетные направления сейчас совсем другие.
Лохлан кивнул. Все действительно так. Здесь, в университете Анклава Эдинбург. Но выигрывает тот, кто думает не только о настоящем. Прошлое тоже имеет значение, а тот, кто отважится, вопреки всему, заглянуть в будущее, может оказаться на коне. Или – в грязной луже, если конь этот окажется с норовом.
– Дай-ка мне свой номер, – сказал Лохлан. – Возможно, мне удастся сделать для тебя кое-что.
– Вам?
– Давай, давай.
Лохлан упер палец в стол и быстрыми движениями внес номер «балалайки» Майкла в свою записную книжку.
Похоже, удалось отыскать то, что как раз ему требовалось. Лохлан давно присматривался к происходящему в Университете, он нашел несколько талантливых ученых, но пока никто из них не показал нужного уровня. Не исключено, что Майкл станет его первым настоящим достижением. Пыл у парня есть, мозги – с намерениями – тоже на месте. Те, кто разбирается во всех этих нейронах и нейромедиаторах, наверняка смогут по достоинству оценить открытие. И воспользоваться им.
Как? – это уже не его, профессора Лохлана Флетта, вопрос.
2
– Что там еще?
Директор сидел за столом, закрыв глаза, и усиленно тер виски. Очень хотелось спать. Хотя бы разок за неделю поспать больше четырех часов. Но пока ничего не получалось. Дела, дела, дела…
– Звонили люди эмира, – сообщил голос внутри головы – на «балалайку» пришел вызов Мэла Крайтона, заместителя по финансовым вопросам. – Они готовы предоставить нам еще четыре гигаватта при условии, что мы увеличим поставки модифицированных дизелей на двадцать процентов.
Мортенс с силой хлопнул себя по лбу, потом дважды по обеим щекам. Это немного взбодрило. Стимуляторы он пока не пил – врачи запретили после срыва, который произошел две недели назад. Два дня выпали из памяти Мортенса. По свидетельствам очевидцев и собственной «балалайки», он вел себя вполне адекватно, руководил процессом и отдавал весьма здравые приказы. Но он ничего не помнил об этих днях, как будто на это время его тело взял взаймы кто-то другой. Медики объяснили, что мозгу – хоть со стимуляторами, хоть без – все равно требовался отдых, стимуляторы только удлиняли период активности. Для компенсации
Кофе – настоящий, черный – не помогал. От дорогущего напитка только начинали дрожать руки, а спать все равно хотелось. Слишком большая доза. Только чего: кофе или работы?
– Почему они не хотят обсудить этот вопрос с Ульссоном? В СБА не производят дизели.
Мортенс понимал, почему решения хотят именно от него, но ему до чертиков надоело держать на себе весь Анклав. Тем более после того, как оказалось, что он – всего лишь послушная марионетка в руках верхолазов. Еще не прошло и месяца, как Койман, тот же Ульссон и еще ряд других значимых фигур показали директору СБА, кто здесь хозяин.
Они предвидели, что Мортенс захочет полной власти над Анклавом. А может быть, ждали не его, а того же эмира – кто теперь расскажет? Они предвидели и подготовились, внедрив во все оцифрованные процессы на производстве специальное кодирование. Филгорн лично потел часов пять, прежде чем с виноватой рожей развел руками – сделать было ничего нельзя, коды не расшифровывались. Вариант «не доставайся же ты никому» не подходил – уничтожить сеть производств Thunderhall означало быструю и неминуемую смерть Эдинбурга как самостоятельной единицы. Как Анклава.
Мортенс не был идиотом, поэтому на условия верхолазов, поскрипев зубами, согласился. И взвалил на себя весь груз ответственности по управлению Анклавом, как было велено. Теперь все, как он и хотел – директор СБА заведовал не только безопасностью, но и остальными направлениями. Работал мэром. Тьфу – клоуном для верхолазов он работал, вот кем!
Его не выгнали и не убили. Хотя вполне могли это сделать. Мортенс был уверен, что, если бы не Койман – человек мудрый и дальновидный, несмотря на свойственную ему склочность, – то он вряд ли дожил бы до сегодняшних дней.
Сразу после Катастрофы, когда улицы заполнились обезумевшими кто от отчаяния, кто от безнаказанности и вседозволенности людьми, когда две трети продукции, которую производил Анклав, оказались никому не нужны, когда стало негде жить и нечего есть, именно Мортенс решил проблему. Именно директору СБА хватило выдержки и мужества не начинать стрельбу и наведение порядка силой, а разработать и воплотить в жизнь целую программу по восстановлению инфраструктур.
Эти самые инфраструктуры работали из рук вон плохо до сих пор. Но они работали: две пищевые фабрики продолжали производить еду – бесплатную для граждан Анклава, верхолазы состроили недовольные мины, но согласились; переговоры с Шеффилдом и с эмиром Шотландии увенчались успехом, и Мортенсу удалось получить гарантии в неприкосновенности Эдинбурга и выторговать электроэнергию, дефицитную даже в Британском халифате, богатом на атомные станции, которой хватило бы на что-то еще, кроме работы основных производств. Расплачиваться за это пришлось верхолазам. Но так было всегда – богатые собирали урожай, продавая всякую дрянь беднякам, а взамен были вынуждены отдавать часть заработанного, чтобы чувствовать себя спокойно. Времена настали трудные, поэтому и расходы возросли.