Вирус
Шрифт:
– Да, Дима, слушаю тебя.
Продолжая наполнять шприцы, включил громкую связь и положил телефон на стол.
– Гриша, через пятнадцать минут группа военных собирается заходить в больницу для разведки и, если надо, эвакуации оставшихся в живых, – слышался голос Калугина из трубки.
– Зачем, Дима?! Этого делать нельзя! – громко ответил Рубин.
– Почему? Почему, Гриша? Ты слышишь? Почему? – спрашивал главврач.
– Подожди! – ответил Григорий Степанович, затем положил в карман пиджака пять наполненных шприцев, взял телефон и продолжил: – Дима, вы потеряете
– Гриша, мы тебя слышим, я включил громкую связь. Передаю телефон одному человеку. Он хочет с тобой поговорить, – сказал Калугин.
– Давай.
– Григорий Степанович, это подполковник Дроздов.
– Слушаю вас.
– Я отошел и нас никто не слышит. Вы абсолютно точно определили, что вирус очень опасен. Я просто хочу, чтоб вы поняли: этот вирус не должен покинуть больницу. Прошу вас, записывайте и фиксируйте все, что посчитаете необходимым. Все сведения о течении вируса важны для наших ученых.
– Понял. Вы считаете, что я тоже заражусь?
– Пока не готов вам ответить. Мы как раз и посмотрим на вас. Время вашего контакта с медсестрой я зафиксировал. Прошло сорок семь минут. Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Пока ничего не ощущаю. Но я в респираторе и медицинских перчатках.
– Надеюсь, что это поможет. В любом случае, Григорий Степанович, из больницы никому выходить нельзя. Примите все меры, чтобы те, кого вы обнаружите живыми, не паниковали и не старались выйти. Если вирус вырвется наружу…
– Я вас понял. Результат воздействия вируса на человека вижу сам, его реальную опасность понимаю. Буду держать вас в курсе, – перебил его Рубин и закончил разговор.
В коридоре он осмотрел медсестру. Она лежала на скамейке, тяжело дышала и, прижимая платок ко рту, кашляла.
– Ну как ты, Лена? – спросил он и присел рядом с ней.
– Мне очень плохо, Григорий Степаныч. У меня, кажется, высокая температура. А еще кровь из носа и этот кашель с привкусом крови. Григорий Степаныч, они нас спасут? Они же нас не бросят? – тяжело дыша, негромко спросила она.
– Конечно, нет. Что ты, девочка? В Москве уже лекарство придумали. Нам надо чуть-чуть продержаться, через два часа его привезут, – едва сдерживая слезы, отвечал он.
– Слава богу. Два часа. Дождемся, правда? – слегка улыбнулась девушка.
– Конечно. Два часа ерунда. Давай я тебе укол сделаю, чтоб кашель, спазм снять. Сразу легче станет.
Лена в ответ кивнула и закрыла глаза. Рубин достал шприц и замешкался.
– Ну, чего вы? Забыли, как укол делается? – слегка улыбнулась она.
– Да, давно не делал, – ответил он тоже с улыбкой и снял с иглы защитный колпачок.
Сделав укол, Рубин погладил девушку по волосам, встал и, отвернувшись, прижал руку к мокрым от слез глазам. Он пошел по коридору, бросив на пол пустой шприц.
Проверив все открытые кабинеты, подошел
– Юля, это я, Григорий Степаныч! – громко сказал Рубин.
– Ой, Григорий Степаныч! Я сейчас открою! Татьяна Михайловна, Григорий Степаныч пришел! – послышалось из-за двери.
– Стой! Не смей открывать! – закричал Рубин, когда девушка стала отпирать замок.
– Почему?!
– Не смей, говорю! Закрой обратно! – потребовал он.
– А что нам делать? – медсестра повернула замок.
– Скажи мне, как вы себя чувствуете?! – заглядывая через окошечко, спросил Рубин.
Девушка обернулась назад, посмотрела на коллегу, женщину лет сорока пяти, и ответила:
– У нас все нормально. У Татьяны Михайловны давление скачет от всего происходящего.
– Давление это ничего. Самое главное, дверь не открывайте.
– Григорий Степаныч, Лена пошла узнать, что происходит. Вы ее не видели? Она должна вернуться.
– Лена не вернется. Вам, наверное, предстоит просидеть в отделении еще сутки, а может, и больше. Температуру у себя измеряйте каждый час.
– Григорий Степаныч, у нас еще шесть больных. У них тоже измерять каждый час?
– У них не надо. Они же не ходят никуда. Насколько я помню, трое на аппаратах ИВЛ и остальные тоже еще слабы. Главное, за своим самочувствием наблюдайте. Вирус, который в больнице, очень опасен. Надеюсь, вы сможете дождаться помощи.
– Григорий Степаныч, а Лена где? Она что, смогла выбраться?
– Юля, я тебе сказал, Лена не придет! У тебя номер Калугина есть?
– Да!
– Держи связь с ним. И не открывайте дверь, если хотите вернуться домой. Ты все поняла?!
– Да!
– Всё, держитесь, девочки! – сказал Рубин и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
Поднявшись, он оказался перед хирургическим отделением. Дверь с прямоугольным окошком в середине, ведущая в отделение, тоже была закрыта. Сквозь стекло он увидел лежащие на полу тела в больничных пижамах. Сбоку от двери, у стены, стояла скамейка. На ней сидел мужчина лет пятидесяти, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Глаза его были закрыты, но слышалось тяжелое прерывистое дыхание. Его хирургический костюм голубого цвета в нескольких местах был испачкан кровью.
– Игорь Дмитрич, вы почему без маски? – подошел к нему Рубин.
– А, Гриша. Ты как тут? – медленно открыв глаза, ответил тот.
– Пришел узнать, как вы здесь.
– Тебя, значит, прислали, – опять закрывая глаза, едва шевеля губами, сделал вывод сидящий.
– Игорь Дмитрич, почему без маски? Где остальные? Вы слышите меня? – Рубин тронул его за плечо.
– Слышу, Гриша, слышу. Сил нет, слабость дикая. Маска, говоришь? А что толку? Я заразился раньше, чем понял, что произошло. – Открыл он глаза и, взглянув на Рубина, продолжил: – Когда тут все началось, я оперировал. Вышел из операционной, а тут кто-то кашляет, кто-то кровью плюет, а кого-то рвет так, что стоять не может. Я понял: что-то не так, но было уже поздно.