Вирусный маркетинг
Шрифт:
Анке терпела полгода, а это уже подвиг. Большей части ее предшественников в среднем удавалось продержаться не больше трех месяцев, после чего они оказывались за зеркальными стеклами зала 120. Но она была идеалисткой, к тому же, очевидно, немного наивной. Она пыталась мягко протестовать. Но Сахару неведома мягкость. Анке хотела напугать их судом, указав на юридические недостатки контракта и пригрозив рассказать об исследованиях, хотя на самом деле видела лишь ничтожную их часть.
Я была там в тот день, когда она подписала свой смертный приговор.
— Вы предлагаете мне посетить осеннюю школу «Модулярные функции 2001», финансируемую европейской общественной
На этом ей следовало бы остановиться.
Может, они и не придали бы этому значения. Посчитали бы минутной слабостью и напичкали Анке имеющимися на такой случай таблетками. Но она все говорила и говорила, и, разочаровавшись в ней, они упивались ее речью безо всяких возражений. Чем больше она говорила, тем меньше они возражали. Финхтер позвал Фоба и Фирмини, и они продолжили слушать вместе. Анке даже не отдавала себе отчета, что перед ней комиссия специалистов, принимающая выпускной экзамен.
Она говорила о том, какую опасность некоторые исследования представляют для окружающей среды, для людей, и особенно для женщин. Анке была превосходно осведомлена, и прежде чем приступить к действию, они хотели узнать, как много информации она сможет выдать. Наконец Карола и Фоб начали проявлять раздражение. Анке заметила перемену в их поведении, но не смогла удержаться и добавила:
— Бог ты мой, должен же здесь найтись хоть кто-то, кто не будет молчать при виде всего этого! В наши дни процветает отвратительная подпольная торговля, связанная с деторождением, расширение рынка медицинских товаров и услуг благодаря био- и нанотехнологиям, якобы этически оправданное.
Анке увлеклась. Ей хотелось высказать все, что было на сердце, но получалось как-то сумбурно. Терпение Каролы лопнуло.
— Довольно! Вы ничего не понимаете. Добрая воля сторонников прогресса безгранична, дорогая моя Анке. Сегодня все готовы жить с искусственными органами, так же, как привыкли жить в мире ядерной энергии и атомной угрозы. И если они еще утверждают, что думают самостоятельно, то это лишь попытка продлить иллюзию свободной воли, иллюзию, которую они питают по поводу собственной инициативы, тогда как мы, ученые, всегда решали за них. Бедная Анке, раскройте же глаза! Когда человек согласился с существованием генетического кода и с тем, что ему объясняют, как этот код работает, он признал, что, в сущности, является лишь органическим придатком, громоздким периферийным устройством, подсоединенным к всемирной сети через информационный терминал. К счастью, человек эпохи постмодерна осознает это гораздо лучше, чем вы. Нравится вам это или нет, он признает, что его породила технологическая цивилизация — как биотехнологическую форму жизни, в которой цивилизация нуждается для непрерывного развития и роста. Право и долг ученых — принимать решение о генной коррекции, когда это необходимо. Она нужна человеку, как нужно было одомашнивание животных, позволившее улучшить породы путем отбора качеств, непригодных для жизни в дикой природе.
Анке слушала, пораженная.
— Но самое интересное впереди. Приведу один пример. Будущее искусственного оплодотворения, конечно,
Она сделала упор на слово «были».
— Что такое ваша сила по сравнению с силой набирающего обороты прогресса, с пришествием нового человечества? Благодаря чудесам технологических достижений слепой сможет видеть, бесплодная женщина — родить ребенка, инвалид — двигаться, слабоумный и невежда обретут знания, импотент — наслаждение, а производитель — каналы сбыта товаров. Это и отличает человека от животных: он способен мутировать, не дожидаясь, пока тысячелетия и эрозия горных пород подведут его к этому мелкими, последовательными и ужасно медленными шажками. Но вы не примете участия в проекте, госпожа Дрешер.
— Но…
— Это не вопрос и не предупреждение. Вы не примете участия в проекте — это факт.
Сказав это, Карола вызвала по внутренней связи двух мужчин в белом из своей команды. В сопровождении тех, кто присутствовал при беседе, они провели Анке через лабиринт подземных коридоров больницы Сент-Элен и остановились у двери, которой она прежде не видела. Карола поднесла указательный палец к люминесцентному микроскопу, установленному рядом с дверной ручкой. Он считал коды доступа, высеченные фемтосекундным лазером на внутренней стороне ее ногтя. Раздался металлический скрежет, и дверь открылась — за ней оказался зал 120.
Во второй комнате уже бесились двое шизофреников.
Фирмини наблюдала сцену с нескрываемым удовольствием.
— Как нам повезло, что у нас всегда есть сырье.
— Жутко полезный человек этот Даниэль Бедда.
— Сырье само плывет к нам в руки, даже когда мы этого не ждем.
— Значит, еще быстрее заполним протокол наблюдений, — подытожил Финхтер.
Моя очередь наступила через три четверти часа, Фирмини подготовила для меня первоклассную программу.
Сразу после Анке.
Ее сердце отказало вскоре после второй инъекции, с начала процедуры прошло всего двадцать минут.
Я непобедима. Я верю в это. Нет, лучше, — знаю. Так сказал человек-в-сером. Я не должна поддаваться таким мыслям. Я слишком много вынесла, чтобы сдаться теперь.
Эндрю, молодой турист, которого я выбрала, что-то говорит мне. Должно быть, прошло уже несколько минут с того момента, как я перестала его слушать. Похоже, он принимает это за молчаливое согласие. По крайней мере, молчание нисколько не смущает его и не мешает обнять меня за талию, продолжая шутить. Я увожу его из бара. Мы пересекаем площадь и проходим несколько сотен метров по направлению к выезду из города. Ступаем на извилистую тропинку соснового леса. Воздух теплый. Где-то надрываются сверчки. Я снимаю шорты и трусики. Мы ложимся на ковер из сосновых иголок. Поднимаю глаза. Небо усыпано звездами, одна ярче другой.