Висельник из Сен-Фольена
Шрифт:
Разве не прошло с тех пор десять лет? Разве жизнь, за это время не вошла понемногу в свое нормальное русло?
Ван Дамм рыскал по Парижу, как и двое других. Судьба привела его в Германию. Он получил наследство от родителей и стал в Бремене важным деловым человеком.
Морис Беллуар вступил в выгодный брак. Он поднялся выше по социальной лестнице!
Заместитель директора банка!.. А красивый новый дом по улице Весль… Его ребенок, учившийся играть на скрипке…
По вечерам Беллуар проводил время за бильярдом в компании таких же важных людей,
Жанин довольствовался случайными связями с разными подружками, зарабатывая на жизнь манекенами, скульптурами своих любовниц…
А разве не женился и Лекок Д'Арневиль? И у него были жена и ребенок в цветочном магазине на улице Пикпюс…
Отец Вилли Мортье продолжал скупать, обрабатывать и продавать требуху грузовиками, вагонами, подкупая коммунальных советников и увеличивая свое состояние.
Его дочь вышла замуж за офицера кавалерии, и так как тот не захотел вступить в дело, Мортье отказался выплатить ему обещанное приданое.
Дочь и ее муж жили в военном гарнизоне какого-то маленького городка.
Глава 11
Догоревшая свеча
Стемнело. В сером полумраке еле вырисовывались лица находящихся в комнате людей.
— Да зажгите же наконец свет! — вскричал Ломбар. Внутри фонаря нашли небольшой огарок свечи, оставшийся здесь еще с тех времен, вместе со всем барахлом, продавленным диваном, куском индийской ткани, разбросанным по частям скелетом и множеством карандашных рисунков, сделанных с одной и той же натурщицы. Мегрэ зажег фонарь, и по стенам причудливо затанцевали разноцветные тени.
— Когда Лекок Д'Арневиль пришел к вам в первый раз? — спросил Мегрэ у Мориса Беллуара.
— Приблизительно года три тому назад. Я никак его не ожидал… Постройка моего дома подходила к концу, сын только начал ходить. Меня потрясло его сходство с Клейном. Казалось, его пожирал тот же внутренний жар, такая же болезненная нервозность. Он сразу же повел себя крайне враждебно. Казался чем-то глубоко уязвленным, в чем-то отчаявшимся, не могу сейчас правильно определить его состояние.
Он паясничал, говорил высокопарным тоном и то насмехался надо всем вокруг, то принимался с преувеличенным восхищением восторгаться моей обстановкой, моим домом, положением в обществе. За всеми его словами и поступками чувствовалось что-то ненормальное. Такая же истерия бывала у Клейна, когда он чересчур напивался.
Он упрекал меня в том, что я все забыл, но это была неправда. Я только пытался жить… понимаете? И для того, чтобы жить, работал, как каторжный, а он не смог… Правда, ему пришлось после той рождественской ночи провести бок о бок с Клейном еще два месяца… Мы-то удрали, а он остался с ним вдвоем и в этой же самой комнате, где…
Не могу объяснить вам, что я почувствовал, когда впервые увидел вошедшего ко мне Лекока Д'Арневиля. После стольких лет разлуки он остался таким же как был. Казалось, что жизнь прошла мимо него, не оставив на его лице никакого следа.
Он рассказал мне,
Часть его души навсегда осталась здесь, в этой комнате. Ему казалось, что с нами все было иначе, но это не так. Ни для кого из нас ничего не прошло даром, но мы переживали все это не с таким отчаянием и не так болезненно. Мне кажется, что Д'Арневиля не столько преследовали воспоминания о Вилли, сколько образ Клейна, мертвое лицо которого никто из нас, кроме него, не видел. Он женился, обзавелся ребенком, но все равно его мучила тоска. Он был не способен не только быть счастливым, но далее добиться для себя видимости покоя.
Он кричал мне в лицо, что обожает свою жену, но покинул ее потому, что рядом с ней и ребенком он слишком счастлив, на что не имеет права. Он считал нас и себя ворами, укравшими чужое счастье… счастье, которое было предназначено Клейну… и тому… другому…
Видите ли, с тех пор я много размышлял надо всем этим… И мне кажется, что я понял… Мы играли ужасными идеями, впали в мистицизм, какие-то извращения…
Это была всего лишь игра… Игра мальчишек… Но по меньшей мере двое из нас, самых экзальтированных, восприняли эту игру всерьез… Клейн и Лекок Д'Арневиль… И когда встал вопрос, чтобы убить, Клейн вызвался это сделать!.. А потом покончил с собой!.. Напуганный, полностью сломленный Лекок переживал этот кошмар всю свою жизнь… Другие же, в том числе и я, постарались забыть все и вести нормальное существование…
Лекок не позволял себе ничего забывать, ежечасно ворошил он свои воспоминания, копался в своей совести, упивался ее угрызениями, предавался безысходному отчаянию и, наконец, искалечив жизнь своей жене и ребенку, ополчился на нас, решив испортить ее и нам…
Обо всем этом я догадался не сразу. Только впоследствии мне стало понятно, что почувствовал он, увидев мой дом и мой образ жизни, которые он счел своим долгом разрушить для того, чтобы отомстить этим за Клейна и за себя.
Он начал мне угрожать. Он сохранил мой костюм, покрытый пятнами крови. В его руках находилось вещественное доказательство события той рождественской ночи. Он стал требовать у меня денег, прекрасно понимая, в какой зависимости от него я находился.
Жизнь и свобода Ван Дамма, Ломбара, моя, а также Жанина были на острие ножа.
Лекок бил наверняка. Он ходил от одного из нас к другому, таская с собой чемодан с окровавленным костюмом, требовал от нас все большие и большие суммы, не скрывал своей радости, что ставит нас этим в затруднительное положение.
Вы были у меня в доме, комиссар!.. Так вот, этот дом заложен, приданое моей жены, которое она считает помещенным на хранение в банк, истрачено, от него не осталось ни сантима…