Високосный век. Социальная эпистемология мирового кризиса
Шрифт:
В лучшем случае, это можно было бы воспринимать как банальность, удачно перелицованную в консервативный проект, в худшем – как помесь бюрократического дирижизма с анархическим сумасбродством. Однако подобные замыслы несут в себе новейшую версию идеологии золотого миллиарда, который мыслит себя как посланника высокоурбанизированной
Мало того, что города в системе при таком подходе объединяют в себе черты мегамонстра и мегамашины, с городами такое бывает на протяжении всей их истории. Принципиально, что попытка сбалансировать Природу означает не сокращение или коррекцию роли техники, а неограниченную экспансию технологических факторов. В тотально управляемой Природе не может и не должно остаться ничего природного. Управляемая Природа оказывается всецело технологизированной, а, по сути, технотронной Природой.
Предполагается подвергнуть ревизии все сферические оболочки земной жизни, сложное единство которых принято венчать простой в своей наглядности моделью глобуса. Эта ревизия уже началась с цикла работ Слотердайка «Сферы», во многом оставшихся непрочитанными из-за своей новизны и детальности. Впрочем, цель ревизии отличается от того, что предполагал сам Слотердайк, который просто внёс свою лепту в прояснение отношений между геометрией и метафизикой.
В представлении ура-экологистов, речь уже о том, чтобы отождествить любое подобие сферического с контурами влияния, неотделимыми от информационно-управленческих систем, которые превращали бы планету в нечто среднее между космической амёбой и космической станцией. Сам этот взгляд на Землю задним числом уже описывается как выражение изначального сценария планетарного развития, который в наши дни достиг (или должен достигнуть) своей кульминации.
Человеку остаётся выбор: либо удовольствоваться положением функции/придатка этого альянса, либо соблазнить миссией нового Атланта, который удерживает его на себе (при том, что второй расклад чреват даже больше зависимостью, чем первый). Напрашивающееся понимание человека как существа города исключается пониманием города как настоящей лаборатории, в которой предметом беспрерывного эксперимента выступает сам лаборант.
Бескомпромиссный отказ от отношения к человеку как проекту означает при ближайшем рассмотрении унылое признание того, что человек не может быть ничем, кроме проекта, а следовательно, выносится за скобки не только в качестве константы, но и в качестве переменной. Соответственно, стать тотальным объектом означает ничто иное, как стать тотальным проектом, не имеющим не только завершения, но и начала, не только логики, но и сюжета.
Притязание выступать проектировщиком всего и вся на Земле, включая параметры климата и устройство земной коры, означает признание того, что всё в проектировщике проектируемо, причём в тех очертаниях и масштабах, которые не находятся в распоряжении его самого.
Наиболее радикальную версию подобного подхода можно встретить в программном манифесте «The Terraforming», принадлежащем Бенджамину Браттону. «В рамках The Terraforming, – горделиво утверждает Браттон, – мы можем рассматривать… стратегии прямого исключения людей из процессов как один край спектра потенциально спланированных организационных схем, на другом краю которого – полное сплавление людей и машин.
Конец ознакомительного фрагмента.