Vita nova, nova…
Шрифт:
На рынок я еще вполне успевала. Но мне необходимо было до него посетить еще одно место. На другом краю города располагалась школа: низкий дом, обмазанный глиной. В этой школе обучали письму детей тех горожан, кто мог за это заплатить. Все больше и больше финикийским торговцам требовалось грамотных людей. Они налаживали обширные связи с окружающими миром, продавая все, что росло и производилось на нашей земле: древесину кедра и дуба, пурпурные ткани, фрукты, оливковое масло, вино и рабов. Поэтому школа для писцов никогда не пустовала.
Я вошла в это покосившееся строение, заглянула в одну из комнат, в которой сидел учитель и его ученик, видимо, провинившийся.
– Простите,
Он обернулся удивленно:
– Кого?
– Здесь служит Аббак, он главный писарь. Могу я его увидеть?
– Никогда не слышал о таком, – недружелюбно проворчал учитель, видимо в тон прерванному только что разговору с нерадивым школяром. – Главный писарь – я. И нас тут всего трое. И никого с таким именем я не знаю.
– Как?!
Я оторопела и отступила за порог. Может быть, я что-то перепутала? Нет. Я точно помню. В этом районе Библа только одна школа писцов… Или нет? Я снова заглянула в класс:
– Скажите, нет ли здесь поблизости еще одной школы, похожей на вашу.
В ответ на меня посмотрели, как на сумасшедшую, и все стало ясно без слов. Но где же мне теперь искать Аббака? И как я смогу связаться с президиумом ордена? Он ведь должен был вывести меня на членов президиума в этом времени и местности.
Аббак был уникальным человеком. Такой среди нас был всего один. Он был и хронидом, и протохроном. Как ему это удавалось, – присутствовать одновременно во всех своих жизнях, – об этом знал только он. Даже сами хрониды, как сказал однажды Гедеон, не знали и не помнили, как Аббак возник среди них. В те далекие времена, когда протохроны только начали организовывать орден и налаживать связи с Альгузаром и Карумом, он вдруг возник как их представитель в президиуме. Но потом… Кажется, он впал в опалу у гроссмейстера… Теперь он только проводник, но при этом совершенно незаменимый посредник между президиумом и простыми протохронами.
И теперь что-то пошло не так. Неужели и здесь вмешались псы Безвременья? Мне готовят западню?
Я стремглав выскочила из школы и помчалась на рынок. Уже начало смеркаться, и повозки торговцев разъезжались по домам. Я едва успела купить все, что необходимо, а торгаши с радостью сбыли мне залежавшийся к вечеру товар. Ну, вот. Снова будет нагоняй от Сахапа за несвежую зелень. А уж за испорченную корзину!
Уже совсем стемнело, когда я вернулась. Осторожно пробравшись на кухню, я поставила на пол корзину с продуктами. Никого не было. Распорядителю не хватило терпенья дождаться меня, и он ушел спать. Отправилась к себе и я. Но уснуть было сложно, несмотря на то что подняться я должна была очень рано. Я размышляла над сложившейся ситуацией. Что-то в моей судьбе, в судьбе бедной финикийской служанки Лидали, пошло не так. Хотя бы взять этот сегодняшний разговор с господином Омагани. Где-то, в каком-то моменте времени, что-то свернуло не туда, и Аббак вдруг исчез. Нужно было подумать, где его искать. Через три дня состоится весенний праздник, и тогда Сахап отпустит всех слуг на несколько часов, чтоб погулять в городе. Возможно, мне удастся разыскать в этой толпе Аббака. А если не получится найти его, придется обходить все места, где работают писари. Как будто распорядитель меня отпустит! Надо будет выкраивать время. А для служанки, находящейся в кабале, это очень сложно.
Итак, я поставила себе три задачи: задача номер один – найти проводника; задача номер два – не попасться в руки карумионов и задача номер три, самая сложная, – созвать президиум и убедить его в моей невиновности. Пожалуй,
Мне показалось, что я только что сомкнула глаза, а уже занимался рассвет, и пора было вставать. Солнце еще не вышло, только выплеснуло на край неба пурпур, похожий на тот, что я развожу в большом глиняном чане. Разбитая и не выспавшаяся, я поднялась с постели, и побрела на работу.
Под навесом, лишь наполовину огороженном глиняными стенами, чтоб воздух попадал в красильню, стояли три огромных чана. Об их содержимом я знала лишь то, что в одном была налита краска, в двух других – какие-то особенные закрепители. Все эти составы были чрезвычайно секретными, и потому их готовили без нас, служанок. Нам доверяли лишь сам процесс окрашивания, закрепления, сушки и глажки. Но и эта работа была очень тяжелой. Сероватого цвета рулоны лежали на лавках. Их привезли только вчера на нескольких телегах как раз перед тем, как я отправилась в город. Теперь нам предстояло их покрасить.
Несколько рабов разворачивали один рулон, от него отрезался большой кусок, но такой, который мог бы уместиться в чане. Стоя на деревянных лавках мы тщательно размешивали краситель длинными шестами, затем погружали в него ткань таким образом, что бы она равномерно легла и нигде не осталось никаких пятен, и начинали размешивать. Это длилось долгое время. Уже покрашенную ткань вынимали рабы, отжимали ее и перекладывали в другой чан. Пока она лежала в закрепителе, окрашивался другой кусок и так дальше. Процесс не заканчивался до самого вечера. Мы едва успевали что-то поесть, но от этих запахов аппетит был у всех плохой. Наш хозяин этому только радовался. Завтра часть из нас будет отправлена на глажку уже высохших тканей тяжелыми деревянными валиками.
Мы все, а я особенно, жили предвкушением трехдневного весеннего праздника, во время которого нам придется работать меньше, потому что распорядитель будет веселиться и ему будет не до нас.
После не слишком аппетитного от обилия посторонних запахов ужина, мне предстояло еще несколько дел, а я уже мечтала о сне. Эта мысль даже перебила ту, которая сегодня целый день у меня вертелась в голове. Во время праздника я собиралась отыскать Аббака, если только судьба не занесла его на этот раз в другое место. В последнее время все вообще шло не по плану. Но спать все же очень хотелось. Однако я с еще одной служанкой поплелась в храм, чтоб приготовить все для приезда какого-то важного гостя. Он намеревался появиться у Аштарт первым, самым ранним утром. Вероятно для того, чтоб никто не мог услышать, о чем он собирается просить богиню. После тщательной уборки святилища и поливки всех клумб возле него нам разрешили отойти ко сну.
Так монотонно проходили эти дни. Не было той торопливости, к которой я привыкла в своей прошлой, хотя и чужой жизни 20 века. Я все еще вписывалась в ритм очередной своей судьбы, о которой уже многое знала. Я знала, что мне предстоит пройти многие испытания и выдержать страшные удары судьбы. Но теперь у меня появилась надежда на то, что возможно, Лидали удастся избежать всего этого. Ее судьба стала поворачиваться как-то по-иному. Но как бы то ни было, я должна была пройти ее путь до конца. Мой путь до конца. А если орден все же решит выдворить меня из своих рядов и выдаст карумионам, то эта жизнь станет для меня послед ней.