Витим золотой
Шрифт:
Опустив босые ноги на цветную у кровати дерюжку, Василиса сидела на постели и заплетала перекинутую через плечо густую, золотисто блестевшую косу, задумчиво устремив слегка прищуренные глаза в одну точку. Завязав конец длинной косы узенькой голубой ленточкой, Василиса скрутила на затылке тугую, красивую корзинку, поправив хвостики ленточек, встала.
Одернув рубашку, взяла со стула вчерашнюю зеленую юбку, через голову натянула ее на себя, накинула на плечи кофточку.
Сдерживая дыхание, Санька занемел и, напряженно притаившись, боялся пошевелиться… Потом стремительно отскочил от двери и, широко раздувая ноздри, протяжно и всхлипчиво вздохнул.
– Здравствуй,
– Здравствуйте… тетя, – запнулся Сашок.
– Ты чего так рано поднялся? Ты же не выспался? – спросила она.
– А я завсегда в это время встаю, – снимая с гвоздя полушубок, ответил Сашок.
– А где наш хозяин? – спросила Василиса. – Я совсем озябла и надела вот эту его военную штуку… Это ничего, а? – весело поглядывая на мальчика, улыбнулась она.
– Ничего… – одобрил он.
– А вдруг заругается? – кивая на дверь, подмигнула Василиса.
– Тебя он не станет ругать… – Санька надел полушубок и загадочно, совсем не по-детски усмехнулся.
– Откуда ты знаешь? – спросила она, чувствуя, как жарко начинают гореть ее щеки.
– Да так… – уклонился он от прямого ответа. – Я сейчас пойду дров притащу с кизяком, и мы печку затопим… Дядя Петя, наверно, скотину убирает и назем чистит…
Санька нахлобучил шапчонку и вышел.
Она посмотрела ему вслед с тревожным волнением. С минуту постояв посреди комнаты, сняла мундир и, прижав серой ластиковой подкладкой, долго держала на груди. Потом бережно положила его на нары, подошла к рукомойнику, умылась и снова, уже без особых раздумий, надела мундир. Затем, найдя подходящую тряпку, прошла в горницу, вскочив на скамейку, перешагнула через край стола и начала протирать запыленные стекла икон. Лики святых посматривали на нее сурово и неприязненно. Это она заметила еще вчера, когда первый раз зашла в горницу и засветила лампу. Сегодня решила задобрить божьих угодников. Смахнув с рамок пыль, она присела в переднем углу за стол и на минуту задумалась. В это время в кухне скрипнула дверь и раздался бойкий женский голосок:
– Есть кто тут живой?
Василиса настороженно подняла голову и не отозвалась. Она слышала, как кто-то, тихо ступая валенками, подкрадывается к двери и открывает ее. Василиса глянула на дверь и увидела перешагнувшую через порожек маленькую, сухощавую, в истертом полушубке женщину, повязанную красным мохнатым платком, концы которого торчали под подбородком. Это была Агафья Япишкина. Уставив быстро бегающие глазки на иконы, она хотела перекреститься, но, заметив в переднем углу удивленное женское лицо, так и замерла с занесенным над головой перстом, соображая быстро, кто перед нею: ангел святой или еще кто?
– Вам что нужно? – вдруг заговорил «ангел».
– Я ничего… я так забежала, – испуганно пролепетала Агашка и попятилась назад.
– Хозяина дома нет, – сказала Василиса и пожала плечами.
– А вы? – тихо спросила Агашка и повернулась бочком к порожку, мысленно решая – удрать поскорее или задержаться малость…
– Я? – Василиса вопросительно на нее посмотрела и тихо, но внушительно добавила: – Я – его жена.
– А-а-а! – у пораженной Агашки вырвался не то крик, не то протяжный стон. Она вихрем метнулась к двери, не рассчитав свой шаг, зацепилась стоптанным валенком за низкий, предательский порожек и растянулась в кухне на полу. – Свят! Свят! – поднимаясь на карачки, обалдело выкрикивала она.
Василиса поспешила было помочь несчастной бабенке, но не успела. Гостья
Выбежав на улицу, она подобрала пеструю юбчонку и что есть духу помчалась к Степаниде.
– Ой! Мамынька моя родная! Ой! Светики мои ясные! – вбежав к Степаниде, запричитала она, словно увидела сразу десять покойников.
– Ты что, ошалела? – удивленно взглянув на растрепанную шинкарку, с предчувствием чего-то недоброго спросила Степанида.
– Погоди, миленькая моя, разнесчастная! Дай отдышаться маленечко! – завывала Агашка. – Ох! Что творится на эфтом свете!
– Да не вой ты, ради господа! Говори толком! – испуганно взмолилась Степанида. Она уже поняла, что в доме случилось что-то неладное.
– Погоди, душенька, передохну чуток и все, все расскажу! Я тебе такое поведаю! – Агашка всплеснула сухими ладошками и блаженно закатила глаза под лоб.
– А ну тебя к черту, дуреха такая! – Стешка кинулась к кровати и схватила за рукав лежащую на одеяле шубу. – Лучше побегу сама… От тебя толку не добьешься. Мычишь и не телишься…
– Постой! Все скажу! Не ругайся, ангел мой! Захожу это я в горницу, глянула на иконы – и мама моя божья! Она сидит!..
– Кто она? – наступая на Агашку всей грудью, спросила Степанида.
– Ты только не ори на меня и не перебивай! – взбеленилась вдруг Агашка. – Сказала тебе, что все расскажу, значит, слушай и не тявкай! Ты вон поди да лучше на нее тявкни, а на меня не собачься! Я тебе не свекровь!
– Да не томи ты мою душу! Кто такая «она»? – спрашивала чуть не плача Степанида, чувствуя, что у нее пересыхает во рту.
– Кто такая, говоришь? – Агашка насупилась и отвернулась. – А шут ее знает, откудова она взялась! Сидит под божницей, как есаул в мундере…
– В каком таком мундере? Ты что, пьяная али совсем спятила!
– Ты на меня не лай, молодка! В абнаковенном, казачьем, с золотыми пуговичками…
– Нет! Ты меня, Агашка, сведешь с ума! Мундир какой-то выдумала! – Стешка не знала, что ей делать, но в то же время сердцем понимала, что в словах этой язвы есть какая-то жуткая правда.
– Ничего, касатка, я не выдумывала… Говорю тебе, сидит у тебя, в твоей горнице баба с урядницкими погонами, молодая и красивая, ну чисто ангел небесный и глазками, как синими листочками, помаргивает… Сидит под Егорием-победоносцем и на меня смотрит, ласково так глядит… Я сначала думала, что это видение на меня сошло… Хотела крестным знамением себя осенить, а рученька-то у меня не поднимается… Три раза, а может четыре, прочитала шепоточком молитву, а она все на месте и даже улыбается, а потом спрашивает: «Вам кого, хорошая моя?» А у меня язык будто к нёбу прирос. «Ежели, говорит, вы хотите видеть хозяина, то ево дома нет… Ежели ко мне, так я хозяйка и жена ево». Как она это сказала, у меня совсем язык отнялся, а ноги затряслись и будто к полу примерзли… Я повернулась, выскочила – и айда!
– Врешь ты все, стерва! – разъяренно крикнула Стешка.
– От такой же слышу! Ты чего меня паскудишь? Чего ты на меня лаешься? – Агашка вскочила и подняла голову.
Они стояли лицом к лицу и свирепо глядели друг на друга. Схватка могла состояться мгновенно и закончилась бы бог знает чем. Но Степанида почувствовала, что зашла слишком далеко, поэтому, облагоразумившись, быстро переменила тактику.
– Агашенька, родненькая, прости меня ради бога! Сама не знаю, чего мелю! Какая такая жена? Почему в мундире? Ну расскажи все толком, растолкуй мне, дуре! А может, ты шутишь?