Витя Коробков
Шрифт:
Вот часовой. А там еще один. Надо запомнить.
Витя спокойно входит в деревню, идёт по улице. Машина стоит. А во дворе солдаты. Витя вбегает в соседний двор, там валяется обруч, хватает его и гонит по улице. Пусть смотрят солдаты. Он просто играет.
Тётя Поля в Бараколе Пирожки печёт, пирожки печёт… —напевает Витя и весело
Солдатская кухня. Деревенские ребята стоят поодаль. Голодные. А здесь так вкусно пахнет!
Витя заглядывает во двор. Тут много солдат. Он стоит и считает. Солдаты прогоняют детей. За воротами — танки. Сколько их? Он снова заглядывает во двор. Перед ним немец.
— Их вилль эссен… Я хочу кушать, — говорит ему Витя.
— Но! — кричит тот и смотрит на Витю светлыми глазами с белыми ресницами.
Витя катит обруч дальше по улице.
Тётя Поля в Бараколе Весело живёт…Пулемётное гнездо. Орудие. Одно, два. А вот ещё одно. Не сбиться бы.
Белобрысый идёт за ним.
Надо бежать.
Не раздумывая, Витя бросается в ближайшую хату.
Бледная женщина удивлённо смотрит на Витю.
— Тётя! Тётя! — спешит сказать Витя, пока не вошёл белобрысый. — Бабушка моя не пришла ещё? Скажите, не пришла моя бабушка?
Немец уже вошёл. Не обращая на него внимания, женщина подходит к Вите и больно бьёт его по спине.
— «Бабушка!» Я тебе дам «бабушка»! Куда обруч дел? Не знаешь, что ли, мне обруч на бочку нужен.
— Да что вы? — говорит мальчик, а женщина колотит его по спине.
Потом подымает глаза на немца:
— Видите, пан, какой озорной. Схватил обруч и побежал. А мне его на бочку надо. А теперь «бабушка, бабушка»…
И, неожиданно рассмеявшись, говорит Вите:
— Кашу будешь есть, шалопут? — и обращается к немцу: — Садитесь, пан.
Немец берёт под козырёк и уходит.
— Ешь, глупый, ешь! — шепчет женщина. — Откуда ты взялся? Каждого чужого хватают, не знаешь, что ли?
Витя молча глотает холодную кашу.
— Вот и мой такой, только постарше. Где он теперь, кто его знает… Ну, иди скорей. Кто спросит, скажи: приходил к тётке из города…
На следующий день партизаны двинулись к селу Бараколь. Впереди, рядом с комбригом, шёл Витя.
Партизаны уничтожили орудия, танки. Фашисты в Бараколе были разгромлены.
Новое задание. Разведка в деревне Эйсерес. Витя был вместе с больным отцом.
Им удалось всё разузнать: и о количестве войск, и об их орудиях. Теперь надо скорей уходить.
Как нарочно, в тот вечер на улицах было много солдат.
Витя, может быть, и сумел бы незамеченным ускользнуть из деревни, но Михаил
И Витя придумал, как быть.
Он вынул гармошку и, подойдя к группе солдат, стал наигрывать немецкую песенку. Он фальшивил, немецкий солдат начал подпевать, поправляя его, к нему присоединились и другие. Витю окружили. Он заиграл «Катюшу».
Витя тянул время, чтобы дать уйти отцу. Он переходил от одной песенки к другой.
Из хат выходили крестьяне, стояли, слушали.
И вдруг Витя заиграл:
По военной дороге Шёл в борьбе и тревоге Боевой восемнадцатый год…Он видел, как стали приближаться женщины, подростки: из дома вышел старик и смотрел на Витю влюбленными глазами. Какая-то девушка, надвинув на глаза платок, беззвучно плакала. Немцы переглядывались.
Витя встревожился. Он резко перешёл на плясовую, сначала немножко притоптывал, потом махнул рукой, вроде ему надоело играть, и, посвистывая, побрёл по улице. Становилось темно. Он легко вышел из деревни, догнал отца.
Михаил Иванович не смог повести партизан на Эйсерес. Он был совсем болен. Это сделал Витя.
Почти вся группа фашистов в Эйсересе была уничтожена.
Партизанам предстояло менять стоянку. Коробкову надо было отлежаться в тепле. Вите пришлось вместе с отцом вернуться в Феодосию.
Город казался мёртвым. Так мало осталось там людей. Возле базара стояло несколько человек, они что-то обменивали на продукты. Коробкову показалось, что на него глянули чьи-то недобрые глаза, он не заметил чьи, человек отвернулся.
На другой день Коробковых арестовали.
Сквозь маленькое запылённое окошечко едва пробивается свет. Недавно здесь было несколько человек. Их увели.
Теперь осталось двое — Витя Коробков и Валя Ковтун. Он немного старше Вити, ему очень страшно: попал в облаву, его схватили. Он успел расклеить листовки, у него ничего не нашли, но всё равно страшно…
Что с отцом, Витя не знает.
Вчера допрашивали. Немецкий лейтенант, сидя за столом, что-то сказал типу с хлыстом. Тот двинулся к Вите, крикнул:
— Партизан? Признавайся! Из леса пришёл! Хочешь жив остаться, говори.
— Не был в лесу.
— Отец твой сказал, что были.
— Не мог сказать. Мы в деревне были.
— Врёшь! — он взмахнул рукой раз, другой, его хлыст выжег рубцы на шее и плечах…
Лицо Вити побелело. Он вытянулся во весь рост.
— Ничего не знаю, ничего не скажу! — с хрипом крикнул Витя и до боли закусил губы.