Витязь. Замок людоеда
Шрифт:
На этом можно было и остановиться, если бы меня интересовали пленники и выкуп, — но не в этот раз. Словно затмение какое-то нашло. Такая лютая злость поперла наружу, и не дать ей выхода я не мог. Родовая память всех славянских предков требовала убивать проклятую немчуру, невзирая на чины и звания. Чтоб не лезли в другой раз, чтоб неповадно, чтоб…
Видимо, именно такие чувства обуревали мирных землепашцев, когда они поджигали свои хижины вместе с крестоносцами. Запекая рыцарей на кострах прямо в латах.
Я был милосерднее. Не ломал через колено, не топтал сапожищами, не откручивал головы, а всего лишь побросал их, одного за другим, в топь. Всех. Потонут — ну и черт с ними. Будет у наших кикимор сытный ужин, или что там они с утопленниками делают. А удастся кому-то выбраться — стало быть, под счастливой звездой фриц родился. Авось поумнеет и другим расскажет.
Лес огласился бульканьем, хрипом, жалобными воплями и проклятьями тонущих немцев — тех, кто был в сознании. Но меня это больше не волновало. Своих забот хватало.
Митрофан хлопотал над раненым, безуспешно пытаясь привести его в чувство. Увы, даже такому профану в медицине, как я, хватило одного взгляда, чтобы понять: тут нужен лекарь. Да не какой-нибудь фершал, — настоящий целитель. А еще хоть самое маленькое, но чудо. Иначе парню не выкарабкаться. И времени у него в обрез. Больше часа он не протянет…
Ничего не объясняя, я усадил Митрофана на шею, бережно подхватил на руки раненого гонца и припустил со всех ног обратно. К монастырю. Кому же еще, как не монахам, чудеса творить-то?
Я где-то слышал, что в забеге на длинные дистанции, типа марафонской, пеший гонец обгоняет лошадь. Не знаю, как обычный человек, а я сегодня так уж точно покрыл все мировые рекорды. Жаль, никто не зафиксировал. А то могли бы увековечить в записях Гиннеса. Где-нибудь между самым длинным плевком и самой едкой порчей воздуха. Причем как минимум дважды. За скорость бега и громкость. Я же не в кроссовках бежал, а в ботфортах самого последнего размера. То бишь топотал, как целое стадо самого крупного рогатого скота. Да что там стадо, сходящая с гор лавина ведет себя скромнее. Поэтому наше приближение в монастыре услыхали, наверное, поприща за три-четыре. И навстречу вышли. Дружно…
Хорошо, что отшельник успел прийти в обитель раньше нас и предупредить монастырскую братию. Так что встречали меня не с хоругвями, дрекольем и изгоняющими беса молитвами, а вполне приветливо. Даже ворота нараспашку открыли… Спаси их Создатель. Потому что я, из-за заливающего глаза пота, не сумел правильно рассчитать инерцию и влетел в них с разбега — едва-едва затормозив перед ступенями в храм. И только там, хрипя, как загнанная лошадь, опустился на колени.
Удачно вышло. Я проделал это от усталости организма, — не были бы руки заняты, вообще на карачки встал бы, — но святые отцы и братья рассудили иначе. И одобрительно загудели. А я только теперь разглядел, что прямо передо мною стоит седобородый старец в черной мантии. И я, стало быть, со всем почтением, коленопреклоненно протягиваю к нему тело раненого…
Картина маслом. Вот только Митрофан, сидящий на загривке и очень не вовремя начавший слезать, немного подпортил торжественность момента. Впрочем, все сделали вид, будто ничего необычного не заметили.
Старец, он же, видимо, настоятель монастыря, спустился по ступеням и возложил ладони на лоб гонцу, за весь марш-бросок так и не подавшему признаков жизни. Секунду постоял, замерев, только губы беззвучно шевелились, а потом посмотрел поверх моей головы.
— Раненого к брату Себастьяну… — игумен говорил тихо, но я мог бы поклясться, что его услышали все в обители. — Витязя умыть, накормить, напоить и уложить отдыхать… А ты, чадо неразумное, — взгляд настоятеля переместился на Митрофана, — ступай за мной.
Игумен благословил всех на площади крестным знамением, после чего развернулся и зашагал по ступеням вверх. В церковь. Митрофанушка торопливо догнал его, услужливо подхватил подол мантии и пошел следом. А ко мне немедля приступило несколько монахов. Одни осторожно переняли раненого и бегом унесли прочь, другие — не менее деликатно, словно я был одной из ваз пресловутых Миней, взяли меня под локотки и развернули в противоположную сторону. Видимо, удобства и лазарет у них тут в разных концах располагаются.
Чихать… Мне бы сейчас ведерко кваску или хотя бы обычной водицы, ковригу хлеба — можно даже без масла, а потом соснуть пару-тройку часов. И баня в списке этих желаний не числилась.
Едва переставляя ноги, я уж было совсем собрался объяснить это молчаливой братии, когда сообразил, что они не ведут меня в душевую или где тут у них санузел, а прогуливают по кругу… Как лошадь. Чтоб не запалить… Офигеть!
— Эй, святые братья, — я решительно остановился и притормозил остальных. — Хватит придуриваться. Слава богу, я человек, а не лошадь. Хотя и очень рослый. Так что прогулку будем считать завершенной. Давайте продвигаться дальше по списку. Мыться, бриться и кушать. А то я прямо здесь, посреди двора, спать улягусь. Запаритесь потом перетаскивать…
Братья попались сговорчивые, хоть и молчаливые. Обет у них такой или отец-игумен запретил гостя расспрашивать? Впрочем, от перестановки сапог ноги не меняются. А в целом оно даже к лучшему. Ибо от перенапряжения организма к расспросам и прочим беседам я сейчас совершенно не расположен.
И все же привели меня не в баню, как я предполагал, а к открытому водоему. Небольшой запруде, метров семь на двенадцать. То ли садок для выкармливания рыбы, когда недосуг на речку бегать, то ли для каких иных целей, типа ритуальных омовений в проруби. Не суть… Но при виде воды я понял, что если прямо сейчас не утолю жажду, то вылакаю эту запруду вопреки убежденности Эзопа о том, что море выпить нельзя.
— Пить дайте, — попросил у монахов.
Те, видимо, тоже считали, что уже можно. Поскольку в руках у меня оказалась объемная плетенка. Литров на пять. Спасибо, уважили. Возвели в ранг человека. А я думал — ведро сунут. Или к корыту подведут. У коновязи.
Мед?! Тот самый хмельной мед, о котором так много слышал и читал, но никогда не пробовал. Ммм… Вкуснотища. В нос шибает газом, как квас, а на вкус даже сравнить толком не с чем. Разве с очень сладким и чуточку выветрившимся шампанским. В голову, кстати, тоже шибануло сразу. И половины бутыли не осилил.