Витязи-клоны
Шрифт:
– А как на счет огонька! Почувствуй запах шашлыка!
Об бушующее пламя, как приятно поджаривать пленных, особенно красивых женщин, это так возбуждает. Смазливый мальчик чуть хуже, но тоже для начала сойдет. Горящая головня слегка поджарила мускулистые бачки, а затем "ласково" пощекотала оголенные розовеющие на морозе пятки. Чтобы скрыть боль Соколич рассмеялся и попробовал петь. Правда, песня скорее напоминала крик чем мелодию, палач усмехнулся, распалил костер посильнее. В ход пошел раскаленный прут, монгол был опытным истязателем, ребенок дико задергался, даже дубовая колодка затрещала, песня стала совсем истеричной и истошной. Тюляг усилил
– Хватит!
Демир вырвал целый горящий веник из рук монгольского палача.
– Он же так откинуться может! И имей совесть это еще ребенок!
Сотник оскалился и злорадно захохотал.
– Вас побил ребенок! Ладно, отведем его к хану Баяндеру, но позже, как только стихнет пурга! А ты мулла оботри его кумысом, пускай отойдет.
Бесчувственного мальчика унесли, связав и завернув в шубы, положив поближе к огню. Мулла влил рот Марку черного кумысу, Соколич поперхнулся закашляв. Сознание вернулось, и в месте с ним вернулась и боль.
– Пить!
– прошептали посиневшие губы.
– Я дам, пей!
Абдул-Расул сунул к напухшим губам флягу.
– Расскажи мне о своем военном начальнике.
Боль постепенно затихала, крепкий кумыс согревал измученные чресла, стало заметно
легче.
Соколичу вдруг очень захотелось рассказать об своих и чужих подвигах. Слова полились полноводной медовой рекой. Впервые познав действие крепкого почти в градус водки напитка, мальчик, забыл про скрученные за спиной руки, намертво привязанные к обожженным лодыжкам. Про саднящую от рассечений и волдырей кожу в которую в довершение всех горестей впивались мохнатые веревки. Несколько джигитов внимательно слушали, Соколич говорил на родном для них кипчакском языке, мулла записывал, черкая лоскутки с заклинаниями. Демир обратил внимание на эпизод с появлением Полкана и Тургана.
– А это колечко и впрямь не простое. Говорят его, носил сам небесный правитель Чингисхан, а до него Великий Хорезм-шах! А вот Бэки считал, что с его помощью можно вызвать джинов!
– Не всякая легенда, правда.
Абдул-Расул продолжил расспросы, ведь пленника вот-вот уведут и впереди его будет ждать мучительная кончина. Прошло много времени. Костер, в котором лежали большие жерди, стал угасать, красочные огоньки искрились, ночь отступила рассвету. Мороз спал, и изможденные нукеры повалились в тяжелый сон. Лишь один неутомимый мулла продолжал допрос, уже зевая, он, спрашивал через силу, а Соколич отвечал не в впопад, городя всякую чушь.
– Да было это! Леопардов взял и ударил Батыгу! Приставил нож к горлу хана и заставил джихангира обмыть копыта наших коней!
– Как коней?
Абдул нервно задергался.
– А так долгогривых! Верь моему слову, ты шестерка ордынская!
– Да что-то сильно разболтался. Оголец-птенец, не дощипанный!
Прозвучал до боли знакомый голос. Мулла выхватил ятаган, но был
– Я вижу, ты Турган вырос и пошел на повышение.
Прохрипел связанный Демир. Кипчак оглянулся, и уставился.
– Да это ты браток и Бури с тобой!
– И еще, двое братанов здесь. Один Мусук отсутствует. Он самый юный после тебя, он сумел выслужиться перед Батыем и не хочет водиться с нами.
– И как такое вышло?
– Во время переправы было покушение на Бату-хана, и он в месте с Арапшой прикрыл джихангира. Теперь Мусук сотник и нас откровенно не замечает.
– Мы пятеро дети одной матери. А он приблудный от беглой монголки, не ровня нам.
Турган, грозно тряхнул черными кудрями, его красивое с орлиным носом лицо приобрело решительное выражение.
– Обратного пути уже нет! Монголы ломают хребты своим бывшим напарникам, попавшим в плен, особенно если они не из коренной орды! Присоединяйтесь к нам! Я тысячник и дам вам по сотне!
Демир кивнул головой.
– Мы все вместе обсудим и если примем решение, то поклянемся в верности на Коране.
– А Бату-хану вы тоже клялись на Коране?!
– Нет! Это была обычная присяга. А что нам оставалось делать, либо беспросветное унизительное рабство, либо присоединяйся к войску и покоряй иные народы.
Турган встал гордую позу, расправив не по возрасту массивные плечи.
– Великий Леопард сказал! Что когда мы - Белая Армия завоюем вселенную, прекратятся войны, распри, голод, мор. Разовьется наука, расцветет искусство - счастье и благоденствие охватит всю землю.
– Мы тоже верим, что настанет всемирное счастье - как учит священный Коран!
– Аллах Акбар!
. ГЛАВА Љ 19
Грозные вести о наступлении татарских полчищ, вызвали сумятицу в голове князя Феодора. С одной стороны родной отец повелел во всем подчиняться Леопардову и Пантере. С другой, не было ли все это приступом минутной слабости желанием спихнуть на другого, неисчислимые проблемы, навалившиеся тяжелой лавиной. Не хотелось наследному князю быть покорной марионеткой в руках невесть, откуда взявшихся иноземных подростков.
Молодой, но уже вполне рассудительный князь переговорил и с боярами, и с прибывшими с разных концов князьями и воеводами, не побрезговал и простой чернью, забившей всю площадь. Мужики, ратники, знатные люди и даже ядреные бабы били себя в грудь и клялись стоять крепко, драться насмерть. Причем чем беднее человек, тем громче он орет и проявляет воинского пыла! Кому война, а кому мать родная! Но устоят ли неотесанные орды крестьян с рогатинами против полумиллионной армии, уж больно неравные силы. На Киев и Чернигов надежды мало, хорошо еще, что Белый легион прибыл из Суздаля. Эти ребята благородные витязи, а вот сам великий князь Георгий и остальные суздальские бояре будут только рады, если Рязань ослабнет. Но ведь и белые ангелы, могут переделать свободную Рязань в подневольную Суздальскую вотчину, тем более что уж больно сильно верит им простой люд особенно те, кто помладше. И бродят тревожные слухи, что все богатства боярские заберут и поровну раздадут черни. Не нет уж, не бывать этому!