Вивиана. Наперекор судьбе
Шрифт:
– Какая бумага, миледи? – спросил мальчик, после чего я вовремя спохватилась. Ребенку не нужно знать о моих подозрениях, особенно о том, как зверски была убита Каримни дел Фагасона: – Это не имеет значения. Ты лучше иди к мадам д’Аконье, пусть она подыщет тебе комнату близ покоев юных фрейлин.
Когда Паскуаль скрылся из виду, я еще долго стояла на одном месте, раздумывая над увиденным и прокручивая в голове все те детали, которые могла мне понадобиться. Криминалист Анхорело Дебитти не нашел никаких зацепок на месте убийства, да и лекарь только подтвердил, что удары были нанесены пятнадцать раз острым кинжалом. Я долго ломала себе голову над тем, стоит ли венценосной чете знать о медальоне и о том, что такие же символы я видела в покоях сэра Курио. В честности старого рыцаря никто не будет сомневаться, ибо мужчина, носящий цепь и шпоры, не мог быть причастен к убийству фрейлины, да и Каримни достаточно хорошо знала Джорджа, была с ним всегда любезна и приветлива, а он ни чем не смел ее оскорбить. Конечно, может в душе он и призирал ее, хотел за что-то отомстить, но на убийство он пойти не мог. И тут я вспомнила злость Лилини Зинг, ее неприязнь к покойнице и безграничный гнев, а ведь именно старый рыцарь выхлопотал для Лилини место в свите королевы. И до меня ни раз доходили слухи даже в Потрипридде, что взбалмошная кокетка с радостью запорхала в постель ко всем, у кого большой кошелек. Выходит, Лилини и сэр Курио, не смотря на огромную разницу в возрасте, могли быть близки, и вынашивать план мести Каримни. Это уже что-то.
Разузнать все поподробней я могла лишь с помощью Мирин. Она ведь тоже отнеслась к смерти фрейлины, как к событию, которое все равно должно было произойти. А о развлечениях сестры ей, разумеется, все было известно.
Когда я вернулась в комнату юных фрейлин, там было тихо и пустынно. Лишь в дальнем углу я услышала какое-то всхлипывание. Подойдя ближе, я увидела Шекену. Девушка, закрыв лицо своими тонкими, ухоженными пальцами, надрывно рыдала. Меня поразила красота ее волос, которые сейчас свободно разметались по плечам. Черные, как смоль, густые, как лошадиная грива, мягкие, как пух, они и вправду заслуживали восхищения. Мусульманка не была красавицей, ее трудно было назвать даже хорошенькой. Как у всех восточных женщин, у нее были огромные, живые глаза цвета потухшего факела: карие, с легким, черно-багровым отливом. Длина ресниц тоже была необычная, вот только брови слишком густые для девицы. Все портил крючковатый нос с горбинкой на переносице. Губы цвета спелой вишни тоже не особо радовали глаз. Пухлые, как у младенца, они выглядели вульгарно и нелепо с плоской родинкой под нижней губой. Фигура была хрупкой, с едва заметной грудью и бедрами.
Я подошла к сирийке, сев на край кровати: – Шекена, почему ты плачешь? Что случилось? – девушка подняла на меня свои красные, от слез, пухлые глаза.
– Я…я больше не могу так! – со всхлипами, прокричала мусульманка, после чего вновь зарыдала с новой силой.
– Тише, успокойся и расскажи, что случилось, – тихим голосом спросила я, вытирая кончиками пальцев слезы, которые обильно лились из глаз Шекены.
– Я… я… люблю его! – вновь крики и рыдания. Я едва заметно улыбнулась. Значит, замкнутая, молчаливая сирийка нашла себе пару. Хотя, я слабо верила, что она чем-то может привлечь мужчину: ни красоты, ни особого ума, ни грации, да к тому же мусульманка-рабыня, не имевшая родителей и родственников.
– Он… он сказал, что…, что я не достойна его, что он любит другую…. Но я жить без него не могу.
– Кто сказал?
– Он!
– Шекена, я тебя сейчас покусаю! Назови имя и фамилию, род, титул, возраст… Что-ни будь! – не сдержалась я. Но мой громкий, наполненный неприязнью и раздражением, голос, как будто опустил сирийку с небес на землю. Вытерев слезы, она гордо посмотрела мне в глаза: – Какое это имеет значение?
– Послушай, я помогу тебе, но ты должна мне все откровенно рассказать, – улыбнулась я, надеясь придать своим словам хоть какой-то отпечаток правды. На самом деле, я прекрасно знала, что не смогу ничего сделать, если возлюбленный мусульманки сам от нее отказался, но ведь Шекена могла помочь и мне, подробно изложив судьбу сестер Зинг.
– Я… я не знаю, как его зовут. Просто несколько дней назад я увидела его в свите короля. Тогда мой возлюбленный был так прекрасен! Мне казалось, что я вижу ангела, который спустился на землю. Сердце затрепетало, как листок на осеннем ветру, голова пошла кругом. Я боялась заговорить с ним, опасалась, что он примет меня за неопытную девочку, которая влюбляется в первого встречного. Все эти дни я жила лишь мечтами увидеть его, услышать его голос, почувствовать прикосновение его рук. Вчера утром я встретила ангела моего сердца в галереи. Он разговаривал с каким-то слугой. Поддавшись порыву, я подбежала к нему, сказала, что нам необходимо поговорить. Он смотрел на меня, как на призрака. Я видела неприязнь в его глазах, видела, как он нервно кусает губы, ожидая моих слов. Но я не могла говорить, слова будто онемели, превратились в пепел и развеялись по воздуху. Тогда я поцеловала его. Коснулась кончиками губ его уст и замерла. Мне было так хорошо, так спокойно, но он оттолкнул меня, назвал публичной девкой, потом долго что-то говорил о том, что леди не пристало так себя вести, что это против божьих и людских законов. Я, путая слова и заикаясь, твердила, что люблю его, что это любовь с первого взгляда, но он ушел…. Сегодня я вновь увидела его. Он ехал на коне с какой-то женщиной. Я вновь, ничего не понимая, бросилась к нему, бросилась под копыта лошади. Мой любимый остановил кобылу и, ругаясь на чем свет стоит, поднял меня с земли и вновь полились упреки. Последние слова из его уст впились мне в разум, как когти хищного зверя: «Я не люблю вас, леди. Я даже не знаю, кто вы. Мое сердце принадлежит другой. А вы убирайтесь и не смейте попадаться мне на глаза». Что мне делать, Вивиана?
Я горько улыбнулась. Было, конечно, жаль Шекену, но это не оправдывало ее глупостей и легкомысленного характера. Я с тоской вспомнила Лиана. Разве я тоже не поступала, как сумасшедшая, чтобы хоть несколько минут побыть с ним? Но я никогда бы не стала прилюдно унижать себя, быть посмешищем. Не идет благородной леди навязываться мужчине. Хотя, сирийка выросла без родителей, никто ей не говорил, что значит девичья честь. А любовь с первого взгляда…. Она существует, я проверила это на собственном опыте, на горьком и тяжелом опыте….
– Что же ты хочешь, Шекена? Пойми, мужчина, которого ты полюбила, возможно, обручен, а то и женат. Ты не должна навязывать ему себя. Это не достойно леди. Больше скажу, это бесплодный поступок. Любовь живет, когда любят двое. А, когда она не взаимна, не нужно пытаться что-то изменить, – я увидела, как глаза мусульманки налились слезами с новой силой: – Не плачь. Ты еще молодая. Поверь, однажды ты найдешь мужчину, которого будешь любить всем сердцем, а он будет тебя. Это и будет счастье.
Девушка слабо улыбнулась, и при дневном свете ее губы приобрели некое очарование: – Возможно, ты права. Спасибо за совет.
Я, собравшись с мыслями, решила все-таки поговорить с Шекеной про сестер Зинг. Убедившись, что нас никто не подслушивает, я начала: – Ты долгое время живешь при дворе и знаешь Лилини. Понимаешь, ее поведение кажется мне странным. Она веселая, озорная, но за всем этим скрывается боль и печаль. Чья она дочь? Где родилась, как попала во дворец? Те же самые данные меня интересуют и про Мирин, – я ожидала увидеть на лице сирийки удивление, отказ, но она осталась спокойной и хладнокровной. Лишь уголки губ нервно задергались: – Зачем тебе это нужно?
– Я… я очень удивилась, когда Лилини проявила равнодушие, даже радость, по поводу смерти миссис дел Фагасона. И поэтому….
– Уж не подозреваешь ли ты ее в убийстве? – догадалась Шекена. Да, остроумность и проницательность были у нее в крови: – Послушайте, миледи Бломфилд, я знаю сестер Зинг долгое время. Они честные девушки, хоть и с трудным характером. У вас, сударыня, нет никакого права подозревать их в таких темных и греховных делах, как убийство. Если же вы занялись расследованием, то первым делом вам бы не мешало получить одобрение королевы. Насколько я помню, ее величество поручила это щепетильное дело придворному криминалисту, а не вам. И то, что вы дочь графов Понтриприддских, не дает вам таких полномочий. Поезжайте в свой Уэльс, в свое поместье, и там командуйте, – разбушевалась Шекена, перейдя на официальный тон общения. Я тяжело вздохнула. Возможно, я ищу улики не там, где нужно. Но, что-то подсказывало мне, что Лилини тоже не невинный ангел. А те символы…. Ну не может это быть случайным совпадением.
– Не гневайся, Шекена. У меня есть основания считать Лилини подозреваемой.
– Какие основания? Слова слуг, рабов, подкупленных аристократов?
– Лучше бы было так. Вот, посмотри, – я достала из-за корсета две половинки медальона, положив их себе на влажную ладонь и поднося сирийке.
– Что это? – нахмурилась девушка, взяв одну половинку и поднося ее к окну, чтобы лучше рассмотреть.
– Я нашла эту часть медальона в таверне, когда мы ехали в Лондон. Она лежала в плаще. А вторую половинку сэр Питер обнаружил на шее кухарки. Если соединить их вместе, получаться слова: «Секретно, но ради блага Госпожи». Также, стоит обратить внимание на рисунок: роза, проткнутая кинжалом. А сегодня, когда я приходила к сэру Курио по делам, то увидела бумагу, где был нарисован точно такой знак, также там были написаны алыми чернилами слова на незнакомом мне языке, но на таком самом, как и предложение, высеченное кровью, на руке у покойной Каримни. А Лилини – любимица мистера Джорджа. Поэтому, совпадения слишком тучные. Теперь ты понимаешь, чем обоснованны мои опасения? – Шекена до крови сжала в своей руке половинку кулона, нахмурившись и смотря на меня непонимающим взглядом.