Византийское наследство
Шрифт:
Глава 11
Санкт-Петербург
Иоанн Антонович
вечер 2 февраля 1768 года
— Уболтала меня «маменька», ни в чем ей отказать не могу — сердце у меня доброе, на заботу отзывчивое!
Иван Антонович немного юродствовал — с приездом графа Шувалова из Вены расклады в том «пасьянсе», что он терпеливо раскладывал три года, немного изменились, причем в сторону лучшей комбинации.
— Так что решили окончательно в переговорах? «Мой брат» Иосиф, и его «маменька», моя «разлюбезная сестрица», хорошо понимают под
— Да, государь, — граф Шувалов усмехнулся. — Они категорически против, чтобы Далмация перешла к вашему величеству. Согласились обменять ее на земли, что отошли к Вене по польскому разделу. Но попросили, причем настойчиво, не оказывать Венеции больше помощь, на что я ответствовал, что передам их пожелание в точности.
— Вы правильно поступили, Александр Иванович — время у нас есть, а итоги военного противостояния еще не подведены. Более того, наша война с Турцией еще и не началась толком, чтобы делить шкуру неубитого медведя. Но если этого «зверя» убьем мы, то и условия будут совсем иные! А посему решим следующее…
Иван Антонович прошелся по кабинету, искоса бросил взгляд на кабинет-министра — граф Шувалов сильно устал, глаза покрасневшие, осунулся — месяц жизни в карете провел, торопился из Венеции, через Вену в Петербург попасть. И успел как раз вовремя!
— Вам нужно хорошо отдохнуть, любезный граф. Недельку, не меньше — но больше вам дать не смогу, не взыщите. Хорошо, вижу по вашим глазам, господин кабинет-министр, что вам хватит три дня для отдыха. Но чтобы действительно хорошо отдохнули, а не сразу в работу кинулись. В канцелярии моей, слава Господу, дела обстоят хорошо. Механизм сей вами тщательно отлажен, а потому…
Хорошо выдержав паузу, Иван Антонович посмотрел в напрягшегося Шувалова — граф не сводил с него внимательного взгляда, гадая, что сейчас может последовать.
— Жалую вам за труды ваши на благо державы к ордену святого Владимира второй степени новый знак отличия — императорскую корону! Вы первый, кто получил от моего величества такую высочайшую награду. Снимите, пожалуйста, с шеи свой заслуженный прежде крест — собственноручно окажу вам милость!
Иван Антонович встал с кресла, и подошел к поднявшемуся Шувалову, что склонился перед ним в поклоне. Дрожащими пальцами Александр Иванович снял черно-красную ленту с крестом.
Император открыл небольшой ларец, вытащил маленькую корону, похожую на те, что крепились на погоны бригадиров, только из покрытого эмалью золота и украшенную мелкими бриллиантами. Впрочем, последних было не очень много — пришлось пожадничать, когда ему ювелиры сказали о стоимости будущего знака.
Всунув в ушко креста скрепы, Иван Антонович их развел в стороны, прикрепив корону, в верхнее кольцо которой была заранее просунута владимирская лента с завязанными концами. Затем просто набросил ее на склоненную перед ним голову. И сдавил Шувалова в объятиях, по русскому обычаю трижды расцеловав.
— Орден с имперской короной никогда не снимается и не может заменяться на шее иной наградой, пусть даже высшей по классу. За исключением тех, что в торжественные дни положено носить на цепях. Они просто носятся чуть ниже «императорской короны».
Да, вот еще что — последняя предназначена только для крестов второго класса, к первой степени не полагается. Впрочем, у нас и награждений со звездой и лентой через плечо еще не было — так что у вас, дорогой Александр Иванович, все впереди. За Богом молитва, а за царем служба — никогда не пропадут! И вот еще вам в награду!
Из ларца была извлечена грамота, а следом за ней сверкнуло зеленым блеском массивное золотое кольцо с изумрудом — камень изображал собой стилизованную державу.
Глаза Шувалова повлажнели — таких царских перстней было роздано всего несколько штук в виде особой милости от императора в знак признания заслуг. Граф тут же надел его на палец, пришлось впору — особую мерку заранее тайно сняли по одному из любимых кабинет-министром колец — дворцовая полиция умела работать.
— Идите и хорошо отдохните, Александр Иванович, обмана не потерплю. Три дня сибаритствуйте, а потом полегоньку начинайте работать. Супруге от меня передайте поклон и слова, что она может гордиться своим мужем. Ждем вашу чету на завтрак четвертого дня, я и моя жена будем вас ожидать к полудню, — подхватив ошалевшего от почестей Шувалова под локоть, Иван Антонович проводил его из кабинета, дойдя по коридору до открытых дверей зала, оказав своим вниманием немыслимую награду.
У собравшихся там придворных буквально вылезли глаза из орбит — мгновенно уяснив ситуацию, дамы и кавалеры склонились в поклонах. Можно было не сомневаться, что все было на раз замечено и взвешено — и корона на кресте с грамотой в руке, и легко узнаваемый изумруд на пальце. А то, что император собственной персоной проводил до дверей такого влиятельного сановника как имперский советник, не могло не породить массу пересудов, которые уже сегодня разойдутся по столице.
«Так, австрийский посол сегодня взовьется от радости и направит депешу в Вену. Мой почтенный почтмейстер барон Аш, что служит со времен Елизаветы, ее перлюстрирует в своем «черном кабинете» — так что выводы знать буду немедленно. Там хорошие шифровальщики — коды давно «сломали», да и на новые уже не тратят много времени на дешифровку.
Как хорошо вышло — «развести» так «маменьку» вряд ли бы удалось. Что ж — теперь они получат от меня «троянского коня» со сбруей и подковами, не будем жадничать. Даже если цезарцы пару корабликов и пустят по Черному морю, нам они угрожать не смогут ни при каком раскладе. А если все пройдет как задумано, то позиции их станут совсем шаткими. Но Галицию мы оттяпали всю, причем расплатились Венецией.
Ай, ай, как нехорошо получилось — устроили брак со старой шлюхой по расчету, а после кончины оной завладеем лучшим ее имуществом. Подло и цинично, прямо в духе современности. Сколько у меня подобных дел проходило по «брачному лохотрону» сразу и не вспомню. Но опыт пригодился — причем мне же благодарными и останутся!»
Ехидно посмеиваясь, Иван Антонович прошел по коридору, зашел в скрытую портьерой дубовую дверь. За ней парочка рослых агентов дворцовой полиции, изображавшие лакеев, тут же склонились в поклоне. Не обращая внимания, Иван Антонович прошелся дальше, свернул в узкий коридорчик и зашел в следующую дверь.
— Государь, ты так неожиданно…
Голос Маши пресекся, заглушенный горячечным поцелуем — по этой женщине, родившей ему долгожданного сына, пусть и бастарда, он соскучился. Как и она по нему — одежды вмиг слетели, и любовники повалились на широкую кровать, прикрытую балдахином…