Византийское наследство
Шрифт:
Опрятные и богатые дома принимали всех постояльцев, в глаза сразу бросилась зажиточность донских казаков. Ходить в походы «за зипунами» достаточно прибыльное занятие, но опасное — здесь смерть сопровождает на пути. Зато резко оживившаяся торговля, особенно с приходом на Волгу венецианцев, уже приносила казачеству определенный, постоянный и весомый доход — ведь главный маршрут грузопотоков пошел по их земле, «батюшка Тихий Дон» стал настоящим кормильцем.
Пароходы бесперебойно таскали дощаники по реке, а ночью на пристанях казачьи работники нагружали опустевшие ямы углем, пока уставшие от вахт кочегары забывались
Таганрог превратился в важный перевалочный порт — в него хлынули потоком товары с Византийской империи и стран Средиземноморья. Обратные поставки были не менее существенны — зерно, воск, лен, продукция мануфактур и многое другое.
Грузы поднимались по Дону до Воронежа, а оттуда шли на Москву. Или до Калача — от пристани до Царицына была проложена линия конки. А уже на берегу Волги товары принимались на дощаники — пароходов на великой русской реке насчитывалось едва три десятка — их число требовалось значительно увеличить, как минимум на порядок.
Вот только мощностей всех четырех заводов — по одному в Воронеже и Туле, и двух московских, на которых изготавливали паровые машины «двойного действия», конструкции Ползунова, явно не хватало. Один-два «паровика» для каждого предприятия являлись ежемесячной нагрузкой, увеличить которую проблематично. Она и так едва выполнялась, причем брак весьма велик, несмотря на штрафные санкции.
Ничего не поделаешь — ремесленных школы только создавались, подготовленных мастеровых и работников хронически не хватало. Про мастеров и техников говорить не приходится — ежегодный выпуск нескольких сотен специалистов был каплей для растущего производства. Приходилось нанимать людей в Чехии и германских государствах, открывая везде настоящие вербовочные конторы.
Большую часть изготовленных паровых машин направляли на заводы и мануфактуры, а треть оставалась для речного судостроения. Ведь именно реки являлись с мая по октябрь главными торговыми артериями огромной Российской империи, по которым шли главные потоки грузов.
И это обстоятельство на корню «подрубило» все планы строительства паровозов, подготовленные Ломоносовым и переданные им в только созданную Коллегию путей сообщений. Несколько построенных экземпляров так и остались, по сути, опытными образцами, выпуск которых мог быть налажен лет через пять, после окончания постройки заводов в Петербурге, Нижнем Новгороде и Ярославле. На последнем и собирались наладить ежемесячный выпуск паровозов до двух штук в месяц. С надеждой довести лет через семь до полудюжины, в лучшем случае…
— Здесь тебе будет лучше, чем в любой карете, — Иоанн Антонович подмигнул супруге — вагон конки, запряженный двумя здоровенными битюгами, впечатлял. Настоящий домик из пяти саженей в длину и одной в ширину, изготовленный специально для «царского поезда», с мягкими диванами, столиками и шкафчиками. Есть удобная лестница на крышу — там прогулочная палуба и под тентом кресла с самоваром.
В таком можно ехать и ночами, останавливаясь на придорожных станциях для приема пищи, во время перепряжки лошадей, и посещения «нужных мест». А потому в сутки можно проехать до ста двадцати верст, такое расстояние в карете выматывало путешественников чрезвычайно — ухабы и ямы на русских дорогах известны повсеместно.
Линию двухпутной конки от Воронежа до Москвы через Тулу, в пятьсот верст, построили за три года, причем не по плану. Поторопились, когда стало ясно, что Константинополь теперь стал еще одной столицей резко увеличившейся в размерах империи…
Глава 9
Санкт-Петербург
Генерал-прокурор Сената
Князь Александр Вяземский
полдень 26 сентября 1774 года
— Двенадцать дней дороги от Воронежа до столицы, князь — весьма короткий срок, с учетом того, что не пришлось трястись в карете. Вагон по рельсам идет плавно — иногда чуть качает, но клякс на бумаги я не ставил, а это ощутимый показатель.
— Линии конки нужно прокладывать повсеместно, государь. Деятельность коллегии путей сообщений я держу под неусыпным контролем — пока превышений смет не наблюдаю.
— Значит, как-то иначе красть будут, — усмехнулся император. — Чиновничье племя вороватое от своей природы, ибо жалования вечно не хватает. Наши купцы еще меньше вызывают у меня доверия — все время норовят гниль подсунуть. Кроме старообрядцев, тут надо отдать им должное — те еще ни разу не подвели с выполнением нарядов.
— Так, государь, им такое не выгодно! Если начать воровать, то не только патриарх враждебен будет, но и ваше императорское величество. Как вы любите порой приговаривать — а оно надо?! Потому, на мой взгляд, для вящей проверки нужно им наряды на постройки линий конки выдать — мыслю, дело будет выполнено в срок и ущерба для казны не будет. Наоборот, доходы со временем только увеличатся, ибо торговля зимой куда оживленнее пойдет, и возрастут казенные сборы по перевозке товаров.
— Только прошу вас, Александр Алексеевич, пусть ваши прокуроры смотрят, чтобы пути усиленные проложили, мы лет через десять по ним паровозы пустим с вагонами — по десятку цеплять последние будем. Нагрузка резко возрастет — а там сами понимаете, что может быть! Катастрофы и аварии — и все по вине подрядчиков и небрежению прокурорскому! Надзор неусыпный держать, и каждую сданную версту проверять со всем тщанием прикажите, и указанные неполадки пусть подрядчики за свой счет устраняют в требуемые сроки.
— Исполню, государь — отправлю под росписи еще одно предписание, и сам выборочно проведу самые тщательные проверки. Если прокуроров уличу в небрежении, то вам немедленно буду подавать рапорта на оных, для монаршего наказания!
Вяземский склонил голову перед волей императора — за десять лет службы на своей должности он хорошо знал, что Иоанн Антонович никогда и ничего не забывает. Контролирует выполнение высочайших повелений Его Собственная канцелярия, которую возглавляет действительный статский советник Денис Фонвизин.
Высокий чин, несмотря на молодой возраст — ему тридцати лет еще не исполнилось — заслуженный въедливым кабинет-секретарем за десять лет работы рядом с молодым императором. И можно не сомневаться, что любую оплошку не только найдут, но и высмеют прилюдно — это наводило гораздо больше страха, чем монарший гнев.
Все дело в том, что Фонвизин еще был литератором не без дарований, несколько его комедий разошлись тысячными тиражами и ставились на подмостках театров. Ехидный язык и острое перо кабинет-секретаря вызывало у императора одобрение, и он часто хвалил пьесы, где обличались пороки.