Визионер
Шрифт:
– Буду. А что ты про одежду говорил?
– Заберёшь у дежурного, там все её вещи. Они тоже… странные. Шуба богатая, как и вся верхняя одежда – явно с чужого плеча. А вот исподнее, судя по виду, своё. Там записка от меня есть, посмотришь.
– Отлично. По делу вроде всё. На воскресенье есть планы?
– Я тут с медсестричкой познакомился из хирургии, в кинематограф зовёт, на мелодраму «Водопад жизни». И подружка у неё есть – говорит, миловидная. Не сходить ли нам вчетвером?
– Почему нет? Телефонируй, как условишься.
На том и попрощались.
Сев с увесистым мешком в служебный автомобиль, Дмитрий размышлял и анализировал разговор с Глебом. Эх, если бы всё было просто… Сыщик и так, откровенно
– Такое дело, Дмитрий, государственной важности, – объяснял Карл Иванович, подкручивая шикарные усы. – Видишь, расширяемся, реформа идёт. А работать кому? С войны через одного вернулись, потом «испанка» [5] , чтоб её. Одни штатские у нас теперь, пенсионеры да юнцы сопливые. А ты человек с опытом, хоть и молод ещё. Теперь все по своим направлениям будут – кражи ли, хулиганства, незаконная торговля. А тебе, значит…
– Смертоубийства?
– Они, родимые. И сам знаешь почему.
5
Карл Иванович имеет в виду эпидемию так называемого «испанского гриппа», которая случилась в 1918–1920 годах.
Митя догадывался. «Сытинское» дело полгода назад. Тогда в работном доме в Сытинском переулке нашли восемь трупов, и во многом благодаря ему, Дмитрию Самарину, преступление раскрыли по горячим следам. Коллеги говорили о редком чутье, а Митя считал, что ему просто повезло.
– Возьмёшь это направление в свои руки. Надеюсь на тебя, Самарин. Троих человек тебе в подчинение выделю. Больше пока не могу, уж не обессудь. Но если хорошо себя покажете, то похлопочу, чтобы расширили штат. В общем, с нового года и отдел себе принимай новый – Смертный.
– Может, Убийственный, Карл Иванович? Или Убойный? «Смертный» слишком зловеще звучит.
– Как хочешь называйся, главное, результат покажи.
Дмитрий вспоминал и этот разговор, пока автомобиль неторопливо пробирался по заснеженным улицам Москвы. Слева – синий отсвет в стёклах, справа – красный. Это ещё лет шесть назад вышло цветовое предписание к государственным и общественным экипажам – конным и автомобильным. У полицейских выездов два фонаря – синий и красный, у пожарных – оранжевый, у скорых медиков – белый. У извозчиков зелёный должен гореть, если экипаж свободен. Кстати, удобно оказалось. Сразу видно, кто едет и торопится ли, если в придачу есть звуковое сопровождение.
Тут, правда, промашка вышла. По звуку предписаний не выпустили, и начали все придумывать кто во что горазд. Пожарные себе трубные рога на транспорт установили – звук низкий, тревожный от них выходит. Врачи, напротив, партию особых колокольчиков заказали – с высоким, зудящим голосом, ни у кого таких больше нет.
А полиция что? Купила по дешёвке партию артефактов… с собачьим воем. Тогда, в начале Великой войны, магия ещё предметом роскоши не считалась. От того воя полицейские лошади, конечно, неслись как на скачках. Однако люди и животные по всей Москве шарахались, как от прокажённых. Нескольких насмерть в суматохе передавило. За эти завывания московских полицейских даже прозвали «псами государевыми». Обидно. И стилистически неверно, кстати. Полиция давно подчиняется не Государю, а Правительству и премьер-министру. Император ещё пятнадцать лет назад отошёл от дел после смерти наследника и
Митя тогда ещё был маленьким, но отец рассказывал, как страшно начинался тысяча девятьсот пятый год. Смута катилась по стране, были стачки и забастовки, плодились революционеры и бунтовщики. В начале января эти возмущения чуть не переросли в революцию, когда настоятель приюта Святого Тируса, маг мудрости Георгий Гапон, повёл к Зимнему дворцу десятки тысяч недовольных людей с петицией государю.
Войска охраны и толпа были на взводе. Казалось, ещё минута – и послышатся ружейные залпы, когда из главных ворот дворца вышел государь: один, без охраны, с прямой спиной и траурной лентой через грудь. Он дал знак солдатам, и те опустили оружие. А потом пошёл сквозь толпу, и лицо у него было такое, что людей брала оторопь, и те поспешно расступались. Он поравнялся с главным «смутьяном» и что-то тихо ему сказал. После этого Гапон без церемоний обнял императора, и они стояли так несколько минут среди недоумевающего народа.
«Государь примет все наши требования, – сообщил наконец отец Георгий собравшимся. – Наша миссия исполнена. А ныне смените гнев свой на скорбь и помолитесь со мной за упокой души младенца-цесаревича». Он первым упал на колени. А вслед за ним царь, и солдаты, и вся многотысячная толпа.
Сильный был маг Гапон, могущественный менталист, если умел одной силой воли как поднять толпу, так и успокоить в один миг. С тех пор многое произошло. Приняли Конституцию, ввели всеобщее избирательное право, дали широкие полномочия Государственной думе и Земскому собранию, выбрали премьер-министра, который с тех пор сменился уже трижды. Некоторые горячие революционеры, послужив в новом правительстве, убедились, что управлять страной не так просто и что политика строится на компромиссах, а не на терроре. Сам Гапон управлял Министерством церковных и магических дел. Пока магия была в силе.
Теперь, после Великого разлома, что случился в конце войны, большинство старых артефактов бесполезны без подпитки, а на создание новых, столь же мощных, у магов не хватает резерва. Хотя от «собачьих сирен» полиция ещё раньше отказалась. Сняли их потихоньку да заменили на клаксоны особого тембра – на кряканье похожего. Так что теперь охранителей порядка иногда «утками» зовут. Но уж лучше утки, чем собаки.
Сам Дмитрий «крякалку» старался не использовать. Если спешишь – так лучше лихача-извозчика нанять, быстрее будет. А для того и гражданский костюм лучше форменной одежды, тем более что им, сыщикам, к обязательному ношению она не предписывалась.
Так и доехал в раздумьях до Малого Гнездниковского переулка, где размещалась Московская сыскная полиция. Внешний вид легкомысленного трёхэтажного особнячка в стиле ампир (обильная лепнина и французские балконы) с внутренним содержанием не вязалась совсем. Интерьеры стараниями начальства привели к виду весьма лапидарному, точнее – казённому. Никаких завитушек и декораций – суровое государственное учреждение.
Дежурному Митя кивнул, поднялся на второй этаж и через общую комнату, где размещался весь его невеликий отдел, прошёл к себе в кабинет. Трое сотрудников были на местах, сдержанно поздоровались. Сидят, работают, икону Диоса вон повесили в красном углу, надо же. Туда бы лучше портрет Видока. Или Ивана Путилина [6] . Самарин сообщил подчинённым: «Через пятнадцать минут – ко мне», и сел разбирать мешок с вещами и запиской от Шталя.
6
Иван Дмитриевич Путилин (1830–1893) – первый глава сыскной полиции Санкт-Петербурга. Человек-легенда, провёл тысячи расследований и раскрыл сотни дел.