Визит в абвер

Сердюк Александр Севастьянович

…Втроем продрались сквозь ельник, сориентировались по солнцу и взяли курс на юго-восток. Но пройдя с километр, Трынька вдруг забеспокоился: ему показалось, что главный наказ гауптмана — замести следы — он исполнил не совсем аккуратно. Искать конечно же будут — и пропавший грузовичок, и ночных налетчиков. И, пожалуй, в конце концов на след нападут. Но если те, что в кузове, уже не заговорят, даже под пыткой, то Уханов еще может промычать одну-две фразы. А много ли их нужно, чтобы выдать Шустера? Такое желание у парня появится хотя бы из чувства мести. Как ни как, на произвол судьбы бросили. Все же придется вернуться, навести порядок…

Вскоре в лесу, взорвав тишину, совсем некстати прогремел выстрел.

Глава

семнадцатая

После возвращения с хутора Дубки Борцов обменялся с «Центром» срочными радиограммами. Это была не только взаимная информация, но и неизбежная, в связи с изменившейся обстановкой, корректировка планов. Павел Николаевич счел целесообразным несколько сместить район поиска в юго-западном направлении, куда предположительно проследовала группа немцев и полицаев. В том, что этот конвой был липовый, он ничуть не сомневался.

Появление над хутором самолета с парашютистом вызвало у Борцова особую обеспокоенность. Это означало, что Баркелю в конце концов удалось наладить связь со своим помощником. Следовательно, у него появилась реальная возможность получать из-за линии фронта оперативную развединформацию.

Ответы «Центра» состояли не только из фраз, ласкающих слух. Признав результаты последней прочески обнадеживающими, он тем не менее требовал действовать более продуманно и оперативно. Пока еще ничем не порадовали пеленгаторщики. Предполагаемый район постоянной базы абверовцев уже сейчас следует взять под неослабный радиоконтроль. С первых прозвучавших в эфире точек и тире руководители поиска должны знать, какими «посланиями» гауптман Шустер обменивается со своим шефом, что запрашивает и что ему обещают. Оставаясь слепым, ничего не сыщешь.

Не исключено, что уже в первую ночь после прибытия Шустера на базу шеф пришлет ему ценную посылочку. Сброшенные летчиками грузы могут оказаться оружием, боеприпасами, продовольствием… Вполне вероятно, что с неба спустятся и парашютисты. Следовательно, застава должна быть заранее готова к приему как грузов, так и охотников за чужими тайнами. Агентов-парашютистов вылавливать на точках их приземления, предварительно допрашивать и в сопровождении надежного конвоя доставлять в штаб полка.

В порядке информации «Центр» сообщил, что проческа местности на других прифронтовых участках затруднена скоплением в лесах большого количества разрозненных групп и даже целых подразделений вермахта, стремящихся во что бы то ни стало пробиться на соединение со своими основными силами, продолжающими сражаться. Он также порекомендовал поддерживать связь с управлениями контрразведки 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов.

Обмен такими «посланиями» возбуждал желание действовать не только энергичнее, но и находить новые, более удачные решения, как говорится «шевелить мозгами». Вместе с тем порою они вызывали и улыбку. Думалось: «Ну за кого они принимают меня? Почему все расписывают столь подробно и назидательно? Есть вещи, до которых я и сам мог бы додуматься. Словом, без указаний ни шагу!»

Но думать самому все равно надо. Павел Николаевич невольно вспомнил, каково ему было во время пребывания в одной из команд абвера, еще тогда, до объединения в начале весны сорок четвертого года части абвера с другим ведомством — Имперской службы безопасности (РСХА). Во второй подотдел «Абвера-2», занимавшийся шпионажем и диверсиями в советском прифронтовом тылу, стали наведываться представители нового шефа — оберштурмбаннфюрера Скорцени. Побывали и в прифронтовой абверкоманде, где Борцов «пристроился» писарем. Он-то особенно почувствовал их «внимание». Какую опасность оно представляло для него, не трудно было догадаться. Павлу Николаевичу оставалось лишь одно: суметь вовремя смыться.

И вот теперь он подумал: все же неплохо бы и впредь иметь в этой команде своего человека. Ясно, что о нем самом не может быть и речи. Однако есть человек, которого майор Баркель

считал своим лучшим агентом, а на самом деле таковым он вообще не был. При первом же задании доказал это. Но шеф до сих пор не изменил своего мнения, более того — готов в подходящий момент вручить ему Железный крест. Сергей Ромашов! Только бы согласился… Впрочем, попытка не пытка, так на Руси говорят.

Судя по тому усердию, с каким Сергей оказал услугу (медвежью) своему шефу, рисковать парень не боится. Надо также надеяться, что его репутация в ведомстве майора Баркеля еще не подмочена. Правда, после «успешного» бомбового удара агент какое-то время молчал, но это нужно логично объяснить. Шеф потребует еще одно объяснить — на каком основании он самовольно вернулся из советского тыла? Опять же следует поломать голову…

Каждый замысел, даже очень хороший, всегда таит в себе немалую долю риска. В этом Павел Николаевич отдавал себе полный отчет. Однако чем больше задумывался над своим вариантом, тем меньше оставалось у него сомнений. В конце концов подполковник решился и пригласил к себе Сергея. Разговор происходил в палатке, один на один. Парень серьезно заколебался. Идти обратно к фашистам? В их разведку? От одной этой мысли по спине побежали мурашки. Нет, тут надо основательно помозговать, взвесить все за и против…

В следующий раз у Ромашова возник и такой вопрос:

— Павел Николаевич, а с чем же я пойду? С пустыми руками? Очень нужен я шефу такой! Целый месяц бродил тут, прекрасно знал, что нужно агенту делать, и вдруг явился — не запылился. Налегке, порожнячком… Нет, такой шефу я не нужен. В рюкзачок надо бы что-то положить.

— А что же все-таки? Сам-то ты не думал? Впрочем, погоди, — вдруг осенило Павла Николаевича, — есть же у нас в запасе одна приманка лакомая для Баркеля. Портфель полковника Броднера, покойного начальника отдела «Один-Ц». Этого добра не жалко, хотя еще недавно его содержимое являлось большой тайной. Думаю, что твои старания абвер оценил бы.

— Архивы — это здорово… Это то, что нужно, — проговорил Ромашов, как бы уже соглашаясь с подполковником.

Но и после этого сомнения у Ромашова оставались, причем не менее серьезные. Поддержит ли его кандидатуру «Центр»? Хорошо ли отзовутся о нем товарищи по работе? Не изменилось ли у разведчиков отношение к его прошлому? Что бы там ни говорили, а пришел он оттуда, из абвера. И выучку у них получил, и задание…

Прошлое нет-нет да и напоминало о себе. Только оно, и больше ничто. После возвращения на родину Сергей, можно сказать, родился заново. Он днями и ночами носился с пеленгаторщиками по прифронтовым дорогам и не ведал усталости. Окрыляло их чуткое, а главное, доверительное отношение. Ну и потом — молодость. Какая бы ни была обстановка, но она требовала своего. Ему по душе были частая перемена мест, новые встречи, обилие впечатлений. Война войной, а жизнь жизнью. Он соскучился и по звонкоголосому пению птиц, и по безбрежным разливам шумного лесного океана, и по вольному, могучему ветру, что легко, будто играючи, раскачивает кроны мачтовых сосен. Теперь над ним было много неба, щедрого на ласку солнца, а по вечерам далеких, мигающих, вечно загадочных звезд. Соскучился он и по людям других профессий. Сергей с интересом приглядывался к пограничникам, и эти жизнерадостные, общительные парни возбуждали в нем не только любопытство, но и добрую зависть. Хотелось хоть самую малость походить на них, постоянно собранных, волевых, бесстрашных.

…В это утро Ромашов занимался своей обычной «разминкой» и, упражняясь на ключе, так увлекся, что не слышал, когда в палатку вошла Демшина. Она остановилась напротив и, прежде чем заговорить, сама сняла с него наушники.

— Сережа, к подполковнику! Срочно! — Валя все чаще обращалась к нему по имени.

— Так уж и срочно?

— Ну, если тебе говорят…

— Об этом можно было и не говорить… Сам знаю, что к начальству положено являться срочно. Так-то, товарищ младший лейтенант…