Визитатор
Шрифт:
— Думаю, это легко проверить, расспросив санитарного брата, — попытался охладить его пыл викарий.
— И говорить нечего, я нутром чую — он это, больше некому, — стоял на своем Жакоб.
— Отчего же? — спокойно заметил викарий. — Вот я, к примеру, знаю еще одного монаха с повязкой на пальце. Кто поручится, что это не он был этой ночью на колокольне?
— Еще один? — не поверил Жакоб. — Кто же?
— Сам господин аббат, — с расстановкой ответил викарий.
— Вот это да! Неужто он? — серые глаза Жакоба расширились, а рот приоткрылся. Он едва успел подхватить,
— Ох, Жакоб, — поморщился викарий, — ты готов в каждом видеть злодея. Всего минуту назад ты уверял меня в виновности брата Юбера.
Жакоб, сделав вид, что не слышал последних слов викария, принялся с преувеличенным усердием заворачивать в тряпицу обнаруженную кадильницу.
— Представь, — начал было Матье де Нель, но оборвал себя на полуслове. — Нет, лучше я сам представлю. Итак, я убийца, мне нужно избавиться от веревки. Как я это сделаю? Во-первых, я отрежу оставшийся конец от языка колокола. Во-вторых, заберу веревку из рук покойного пономаря.
Викарий сложил кончики пальцев и стал расхаживать по колокольне.
— Отрезать веревку проще до того, как обнаружат тело, иначе после этого к колокольне будет приковано внимание и кто-нибудь да заметит монаха, поднимающегося на нее. Согласен, Жакоб?
— Согласен. Но это также мог сделать тот монах, что временно заменил пономаря — в колокол-то звонить все равно надо.
Довод Жакоба был не лишен смысла, но все-таки викарий его отверг.
— Нет, никто не мог точно знать, кого именно аббат сделает новым пономарем, если только…, — брови викария сошлись у переносицы, но через мгновение он решительно продолжил. Оставим пока этот вопрос и вернемся к прежнему допущению. Скажем, я подрезал веревку с таким расчетом, что при сильной нагрузке, а покойный пономарь был внушительной комплекции, она порвется. Теперь мне нужно быть здесь, чтобы сразу же после случившегося, отрезать, оставшуюся часть.
— Выходит, злодей прятался тут этим утром, поджидая пономаря? — Жакоб оглянулся по сторонам.
— Скорее всего, нет, здесь и спрятаться-то негде, — ответил викарий, обежав взглядом колокольню. — Разве, что вон за тем выступом, да и то сомнительно.
— И все же я не пойму, святой отец, — в задумчивости почесал кончик носа Жакоб, — очему отрезав веревку, убийца оставил ее конец в руках пономаря, а не забрал с собой сразу?
Матье де Нель ничего не ответил, пытаясь сосредоточиться. Какая-то мысль, промелькнув, исчезла, и от этого казалась очень важной. Досадно! Но, ничего не поделаешь.
Он рассеянно перевел взгляд на раскинувшиеся за стенами аббатства виноградники. Несмотря на плохую погоду, там вовсю кипела работа. Крестьяне, утопая по щиколотки в грязи, срезали гроздья винограда и укладывали их в большие корзины. Долговязый монах бегал между рядами, размахивал руками и, очевидно, что-то кричал. По дороге к аббатству медленно катила телега с полными корзинами винограда, то и дело, увязая в раскисшей от дождя земле.
— Может быть, в этом и состоял его план, — сказал викарий, отрываясь от созерцания виноградников. — Подумай сам, пономаря находят у подножия колокольни мертвым. Возникает закономерный вопрос, почему он сорвался вниз? Оступился? Маловероятно, он далеко не в первый раз поднимался на колокольню, знал ее вдоль и поперек. Какой, в этом случае, напрашивается вывод?
Жакоб почесал кончик носа. Викарий не удержался:
— Оставь свой нос в покое. Что ты его бесконечно теребишь?
— Мне так лучше думается, святой отец, — осклабился Жакоб, но руку убрал. — Вот, к примеру, я бы решил, что пономаря кто-то сбросил.
— Правильно, это логичное заключение, и, разумеется, оно не устраивает убийцу. А так — еревка в руках покойника ясно укажет на причину смерти. Дождь тоже оказался на руку преступнику. Мокро, скользко, полусгнившая веревка, один неверный шаг и все.
— Да, с этим трудно спорить.
— А ты не спорь, Жакоб, ты согласись, — посоветовал викарий, усмехаясь.
— Но почему было тогда не оставить веревку на своем месте, зачем понадобилось забирать ее? — не сдавался Жакоб, не замечая иронии.
— Быть может, преступник опасался, что она, в конце концов, его выдаст, — предположил викарий.
— Нет, что-то не получается, святой отец, — Жакоб снова поднес руку к лицу, но, заметив насмешливый взгляд викария, смахнул с носа невидимую соринку и воинственно закончил. — Потому как исчезновение веревки само по себе уже подозрительно.
— Очевидно, он рассчитывал на то, что в поднявшейся суматохе никто этого не заметит, — предположил викарий. — Но, возможно, также, что исчезновение веревки было устроено предумышленно, как и само убийство во время визитации! Над этим стоит подумать.
— Тише, святой отец, — прошептал Жакоб, указывая глазами за спину викария.
На колокольню поднимался монах, держа в руках новую веревку. Викарий узнал его — это был, как он успел заметить, любимец аббата, брат Арман, — красивый блондин с дерзким взглядом голубых глаз.
— Ах, извините, господин викарий! — воскликнул брат Арман. — Я не знал, что вы здесь. Надеюсь, я вас не испугал?
Удивление и беспокойство получились у него почти естественными, но это «почти» все же не ускользнуло от викария.
— Нет, вы меня не испугали, — сдержанно ответил он. — Хотя, признаю, ходите вы на редкость бесшумно. Так вы, стало быть, новый пономарь?
— О, нет, — брата Армана даже передернуло от подобного предположения. — Я только обязан выполнить поручение господина аббата. В колокол-то надо звонить.
— В таком случае вы, возможно, знаете, куда подевалась старая веревка?
— Должно быть, ее выбросили, — пожал плечами брат Арман, и дерзко добавил. — азве не вы этим утром заявили, что она прогнила?
Викарий сжал челюсти. В былые времена он с удовольствием проучил бы наглеца, но теперь позволил себе лишь немного напугать его.
— Уж не вы ли? — вкрадчиво поинтересовался он.
Выпущенная стрела достигла цели: брат Арман переменился в лице и судорожно сглотнул.