Визитер с севера

Правдин Виктор

– Знаю, профессор, Ваш дом. А Вы узнаёте меня? – водитель на мгновение обернулся.

Профессор снял очки, неторопливо протер стекла и, близоруко посмотрев на сержанта, покачал головой:

– Нет, не припомню.

– Ну как же, два года назад Вы оперировали усатого милиционера с пулей в животе.

– Так это Вы? – обрадовался профессор и положил руку сержанту на плечо.

– Я, доктор, и еще раз спасибо, если бы не Вы…

– Ну и как самочувствие?

– Лучше, чем было. Раньше желудок болел, гастрит мучил, а как пулю из живота достали, все словно

рукой сняло. Тьфу – тьфу, чтоб не сглазить.

– Смотри – ка, а я и не узнал, – рассмеялся профессор. – Вот теперь и фамилию вспомнил, кажется, Поляк… Сергей Поляк, правильно?

– Так точно, профессор. Я тогда с усами был, потому и не признали.

– Да – да, помню Ваши усы, мулявинские, прямо скажем. А преступников тех поймали?

– Куда ж им деться? Тот, который в меня стрелял, получил пятнадцать лет.

– Да-а, – размышляя о чем – то своем, вздохнул доктор, – в мире много зла…

Около магазина игрушек машина взвизгнула тормозами и остановилась.

– Вот и приехали, – обернулся к доктору сержант.

– Если что – нибудь вспомните, позвоните, – прощаясь, попросил профессора Журавлевич.

Лещинский не ответил, только отрицательно покачал головой и вышел из машины, но, сделав несколько шагов в сторону подъезда, остановился.

– Инспектор, возможно, это будет иметь отношение к делу. Во время операции сестра что – то взяла из руки больного, я даже сделал ей замечание.

– Как фамилия сестры?

– Екатерина Ковальчук, она сегодня дежурит.

– Спасибо, профессор, я обязательно поговорю с ней.

Когда Лещинский скрылся в подъезде, Журавлевич не сдержался:

– Самое важное могли пропустить.

– Возвращаемся? – не глядя на лейтенанта, спросил сержант.

– Да, и чем быстрее, тем лучше.

– А профессора не осуждайте, разве для него во время операции имело значение, что сестра взяла что – то из руки пациента?.. Он свою работу делает не на пять, а на все десять баллов. Меня, можно сказать, из преисподней вытащил. Хотели в Москву самолетом… Теперь уверен: не дотянул бы до белокаменной.

– А что с Вами тогда произошло?

– История, можно сказать, детективная, когда – нибудь расскажу подробнее, а если коротко, то мы брали группу Совы, за которой числились разбойные нападения и даже убийство. Главарю терять было нечего, отстреливался до последнего, и мне не повезло…

Журавлевичу пришлось подождать медсестру, которая снова была занята в операционной. Он позвонил дежурному по райотделу Кравцу и сообщил, что задерживается, поинтересовался результатом выезда в Первомайский переулок, но ничего нового не узнал: дождь смыл все следы, жители частного сектора не слышали и не видели ничего подозрительного. Человек, который по дороге домой случайно наткнулся на таксиста, тоже ничего существенного не рассказал.

Журавлевич, заложив руки за спину, нетерпеливо прохаживался по длинному коридору, когда к нему подошла молодая, лет тридцати, женщина в белоснежном халате и такой же шапочке с донорским значком, приколотым вместо красного крестика.

– Вы меня ждете?

– Если

Вы Екатерина Ковальчук…

– Да, это я, – ответила медсестра и протянула что – то, завернутое в бумажку. – Вот, пожалуйста, это я взяла из руки пациента, которого оперировал Лещинский. Парень темноволосый, а тут…

Журавлевич, развернув бумагу, увидел женскую металлическую шпильку и клок белесых волос.

– Вот за это спасибо, возможно, Вы преподнесли мне золотой ключик к разгадке. И еще одна просьба к Вам: позвоните, когда можно будет с ним поговорить.

По дороге в отдел Журавлевич заехал в таксомоторный парк, но там все было в порядке, никто из таксистов ни сегодня, ни раньше не исчезал, машины дневной смены были на месте, ночные – на связи.

В отделе лейтенант составил рапорт на имя начальника, в котором лаконично изложил суть происшедшего, сделав вывод, что совершено преступление.

На другой день, не успел Журавлевич прийти на работу, как в кабинет, не здороваясь, решительным шагом вошел начальник уголовного розыска Козельский.

– Скажите мне, уважаемый инспектор, откуда такая уверенность в том, что совершено преступление? Вы приняли заявление? Или, может, об этом Вам поведал человек, доставленный в больницу? – с сарказмом выпалил он.

– Нет, заявления не было, – поднимаясь из – за стола, ответил смущенный Журавлевич.

– В таком случае, откуда такая уверенность, что совершено преступление? Хотите на отдел очередной «факт» повесить? А кто, по – вашему, будет отвечать за рост преступности, может быть, Вы?.. Ведь мог нетрезвый человек, а это, заметьте, подтверждается справкой, на мокрой мостовой поскользнуться, упасть и получить травму. Мог или нет, я у Вас спрашиваю?

– Мог, – произнес Журавлевич. – Но очевидно, что была драка: на теле ссадины, гематомы, оторван воротник куртки и, наконец, женская шпилька и клок волос в руке.

– Я вижу, Вы, лейтенант, так ничего и не поняли, не с того начинаете службу… Но хватит нравоучений, вот бумаги по ночному происшествию, дело поручается вам, дерзайте, – Козельский собрался уходить, но у двери приостановился, усмехнулся с ехидцей. – Помните о сроках, а о результатах расследования докладывайте мне лично.

– Есть, – по – армейски ответил лейтенант и еще некоторое время растерянно смотрел в окно.

Он не заметил, как в кабинет вошел капитан Ильин, чей стол стоял напротив, под огромным портретом Дзержинского. Ильин был широк в кости, атлетически сложен, его можно было назвать красавцем, если бы не огромная лысина, из – за которой он выглядел много старше своих тридцати пяти. Будучи в звании капитана, занимал такую же должность, как и Журавлевич, карьеры не сделал, хотя и посвятил уголовному розыску двенадцать лет. Начальству не угождал, резал правду – матку, любимой его поговоркой и принципом было – «главное, чтобы перед сном не мучила совесть». И этого хватило с избытком, чтобы поставить крест на карьере. Но самое главное, капитан профессионально был на голову выше начальников, а кто в наше время жалует слишком умных подчиненных…