Вкус к жизни
Шрифт:
– С. Н.
– Вот именно, – голос доктора радостно звенел в эфире. – А тот Сидоров, у кого цирроз, – В. Н. Чувствуете разницу? Извините, очень уж распространённая у вас фамилия оказалась, а у меня близорукость – минус три.
– Так, что же это, получается, я сейчас как бы могу…?
– Можете, – донеслось из трубки, – но все равно не слишком увлекайтесь, а то скоро закончите, как В. Н.
Окончание фразы Стас уже не расслышал. Дернув за поводок спаниеля, он направил его в сторону ближайшего магазина. Небо на улице к тому времени заволокло симпатичными черными тучами, и поднялся приятный, освежающий шквалистый ветер. Едва сдерживая рыдания, Стас подставлял счастливое лицо благодатным струям хлесткого дождя, что обрушился на него вперемешку с зарядами ласкового мокрого снега. Стасик воскрес.
Семейный ужин прошел, как обычно, – шумно, гармонично, весело. Куриные котлеты были приняты мужской аудиторией весьма благосклонно, яичница же с сыром вообще удостоилась гран-при.
Перед тем как начать подготовку ко сну, Стас упал в свое любимое кресло, лениво запнув под него коробку с инструментами, и потянулся к пульту телевизора, чтобы нащелкать свой любимый «Матч ТВ».
– Ты ничего во мне не замечаешь, котик? – спросила супруга, присев рядом с креслом на корточки. Выгнув спину, она смотрела на Стаса снизу вверх преданными круглыми глазами, едва не высунув язык от невероятного старания произвести позитивное впечатление.
Тот сфокусировал блаженный взгляд на жене и присмотрелся к ее очертаниям. Ах, вот оно что!
Оказалось, что та успела сделать отчаянную ультракороткую стрижку и наложить суровый макияж, который теперь выгодно подчеркивал квадратуру ее нижней челюсти. Мощную шею искусительницы сейчас обвивало колье со стразами, висевшими аж в три ряда. Несмотря на то, что в своем обновленном имидже она теперь больше походила на ухоженного откормленного мопса, нежели на прекрасную одалиску, Стаса это не остановило. Проведя рукой по весьма приятным на ощупь складкам на ее спине, он, немного смущаясь, предложил:
– Ну, ты это, давай примеривай свой пеньюар, что ли…
На следующее утро Стас с Коляном отправились на рыбалку.
Бес попутал
«Вольф говорил: – Нормально идти в гости, когда зовут. Ужасно идти в гости, когда не зовут. Однако самое лучшее – это когда зовут, а ты не идешь»
С. Довлатов – «Соло на ундервуде»
По случаю пятнадцатой годовщины совместной жизни чета Гусевых давала у себя званый ужин. Обстановка в гостиной была весьма оживленная, хотя приглашенных было только двое – розовощекая и «фатальная» приятельница хлебосольной хозяйки вместе со своим подернутым сединой мужем. Праздничный стол мог похвастаться тремя полупустыми или, если кому угодно, наполовину полными бутылками хереса, рядом с которыми расположились соответствующие им холодные закуски – копченая треска, ломоть козьего сыра и остатки заливного из индюшки. Во главе стола солидно восседала, подогревая своим роскошным телом окружающую среду, ну очень знойная мадам Гусева. Над загорелой, по-матросски кряжистой спиной женщины нависал ее изрядно осоловевший супруг, который в тот момент произносил свой очередной монолог:
– Греем мы, значит, с милкой пузо на побережье. Красота. Справа океан, слева скалы, там кактусы с койотами, тут текила. Впрочем, текила, она везде. Понятно, что среди такого разнообразия не то что про скорый юбилей, имя свое забудешь. Вон как она, к примеру, – самодовольно усмехнулся он, облокотившись на плечо разомлевшей жены. – У меня же в котелке цифра пятнадцать засела крепко. И тогда, улучив минутку, наведался я в местный ювелирторг, где глаз на кулончик положил на один. То ли с филином, то ли с совой мексиканской, хрен разберешь. А вещица эта, я скажу вам, не из разряда "оторви и брось". Настоящее золото майя или инков, а рубин там и вовсе карат на двадцать тянет. Вернемся, думаю, из Мексики, сделаю своей благоверной сюрприз, а заодно и светлую память об отпуске сохраню.
– Ма, я на улицу, – прервал оратора звонкий девичий голос из прихожей.
– Чтобы в девять дома, как солдат Джейн, ясно? – всколыхнулась своим обильным бюстом хозяйка. – Поняла?.. я тебя спрашиваю.
– Услышала.
– Услышала она. Ну что ты с ней будешь делать, с акселераткой.
– Издержаться, правда, пришлось изрядно, – продолжал тем временем разглагольствовать муж, размахивая зажатым в руке бокалом, – пять тысяч монет махнул за него сгоряча. Зелени, заметь…те, не рублей. Но на что только не пойдешь ради дорогого, ик… человека.
При этом он настолько выразительно посмотрел на подругу жены, что та вспыхнула и поправила свое каре.
"Завидуй, завидуй, дурочка, – подумала хозяйка, от наметанного глаза которой не ускользнул данный пассаж. – А мой-то павлин, надо же, как перья распустил, буквально еще чуть-чуть, и ревновать начинай".
Вскоре подали горячее – домашние голубцы с подливой на сметане и фаршированную утку, вызвавшую настоящий гастрономический экстаз у присутствующих. На данном основании муж хозяйки снова взял слово, требовательно постучав вилкой по бутылке.
– Мииинуточку вниманья, кол…леги. Все мы только что увидели, какая у меня искусница жена. А видели бы вы еще, как пыхтела она весь день у плиты, как душу в стряпню вкладывала. Вот спроси: не жалеешь ли ты, отец, что разорился на подарок тогда? Ни секунды не жалею, отвечу я, ибо не на ветер эти тысячи брошены, не продуты со свистом, а вложены, инвестированы в искреннюю любовь и неподдельное мое восхищение.
Тут юбиляр протер глаза и произнес со слезой в голосе:
– Но пардон, до… дорогая, мне это показалось, или ты преминула надеть мой прэ…ззент? А ну-ка, дочь Монтесумы, яви его нам – удиви. Прро… шу…
Распалившийся Гусев хотел было завершить речь церемонным поклоном, но – дзинь! – и вместо красивого жеста едва не снес со стола салатницу.
– Про-сим, про-сим, – зааплодировали гости.
– Ну будет уже, будет, иду я, – польщенная хозяйка, отдуваясь, поднялась из-за стола и отправилась в уборную – украшаться.
Через минуту она вернулась обратно с недоуменно разведенными руками.
– Ума не приложу, куда он мог задеваться. Только-только вроде на тумбочке лежал. А тут раз, и будто корова языком слизала. Странно. Может, в шкафу? Нет. И на полке тоже пусто. Улетела твоя сова, милый, обратно к себе в пампасы.
– Не может того быть… ик, кулоны не летают. В сумочке смотрела?
Милый, неуверенно покачнувшись, наклонился над лежащим на диване красным ридикюлем.
– Вуаля! – Через мгновенье он выудил оттуда искомое украшение, потянув его за золотистую цепочку. – Прошу любить и жаловать – священная мексиканская сова, двадцать карат. А что это ты, зая, на меня так уставилась?
– Да как тебе сказать, дорогой. Просто ты, олух, не мою сумочку обыскал, – напряглась хозяйка, душу которой начала царапать непонятная тревога. – Моя вон там, на вешалке висит, коричневая.