Вкус вишнёвой лжи. Книга 2

Андес Марсия

— Ну, так… — пожимаю плечом. — Где-то слышала. А что с ними?

Чайник закипает, и я, пытаясь скрыть напряжение, подхожу к нему, чтобы выключить. Попутно наливаю кипяток в уже приготовленную отцом кружку, наблюдая за тем, как в воде медленно распространяется коричневое облако.

— Да на уши все участки подняли из-за них. Журналисты наседают, начальство требует разобраться. На похоронах сына ихнего… — морщусь из-за неправильного слова. — Старшего. Погиб, который. Какая-то, извини меня, тварь на родственников напала. Кинули

горящую бутылку прямо в толпу, хорошо, никто не пострадал. Охрана быстро среагировала, но поймать их так и не смогли. Конкуренты, может. Врагов-то у них навалом.

Пытаюсь представить себе подобную ситуацию, но в голове какая-то чепуха. Почему-то думаю о Стасе. Квартира маленькая. Если парень решит подслушать разговор, то точно услышит каждое слово.

Оставляю чайник в покое и встаю к стене. Меня пробирает дрожь то ли от холода, то ли из-за рассказа отца.

— И что? — пытаюсь разговорить его.

— А ничего, — пожимает плечом. — Я следователь, не опер. Моё дело бумажки заполнять, а не бандитов ловить. Слишком много хотят от меня… Мне вот интересно, что они делать дальше собираются. В смысле, Скворецкие, — делает шумный глоток горячего чая. — Я к тому, что глава компании в больнице, наследник погиб, управлять всем некому. А от их младшего толку как от козла молока.

Почему-то после слов отца становится неприятно, и я, не подумав, бурчу:

— Ты как будто знаешь его.

— Так знаю ж! Не раз его принимал. Дебошир ещё тот. В отличие от брата, мозгов совсем нет. Хотя парень, вроде бы, не глупый, а творит чёрте что, — почти залпом допивает чай, морщится. — Я это, — поднимается на ноги. — На минуту вообще-то заскочил, ещё в отдел ехать. Это на первое время, — достаёт из кармана деньги и, даже не спрашивая, кладёт на стол. — Ты, прости, что так редко заезжаю, дел невпроворот. Постоянно или на сменах, или отсыпаюсь.

Мне вдруг становится его жаль, а потом я думаю о семье Стаса и о том, что было бы, если бы папы не стало, и всё внутри сковывает стыд. Я представляю, что буду чувствовать, если этот разговор окажется последним. Отец выйдет из квартиры, а потом его собьёт машина, и я останусь одна. По сути, я как Стас. Вот только он с братом не общался, а я с папой. И всё из-за каких-то глупых старых обид.

— Да ничего, — невесело улыбаюсь. — Загляну, может быть, к тебе в участок как-нибудь, поболтаем.

Он удивлённо замирает, а я смущённо отворачиваюсь. Что за глупости я несу? Уже и не помню, когда в последний раз была у отца на работе.

— Буду ждать, — треплет по голове, а затем выходит в коридор.

Я так и не набираюсь смелости рассказать ему про Марину — папа прощается и уходит, а я лишь киваю в ответ как послушная дочь. В последнее время я стала какой-от сентиментальной.

В комнате меня уже дожидается Стас — он стоит возле стены, прислонившись к ней спиной, и хмурится.

— Ты слышал? — решаю спросить.

— Угу, — смотрит

в пустоту.

О чём он думает? Чего хочет? Как отреагировал на новость о нападении на его родных? Я стою в шаге от парня — его тело напряжено, а взгляд совершенно непонятный. Становится не по себе.

— Я возвращаюсь, — после недолгого молчания заявляет Стас. — Пора домой.

Это как удар под дых, неожиданный и неприятный. Я думала, что парень останется хотя бы до конца каникул, и у нас будет чуть больше времени, чтобы побыть вместе. Пусть как друзья или как соседи, я не знаю. За эти дни я привыкла к его присутствию, и, признаться, дико не хочу, чтобы он уходил.

— Уверен? — только и могу выдавить я.

Не умолять же его остаться.

— Да, — поднимает голову и смотрит в упор. — Спасибо тебе, Ир, правда. За то, что дала мне время. Я подумал, взвесил всё. Мне это очень нужно было…

Я не смотрю на Стаса. Кажется, если подниму на него взгляд, точно разревусь. Это последний шанс сказать ему о своих чувствах, пока мы здесь, не затронутые миром и реальностью. Как только Скворецкий преступит порог квартиры, я уже никогда не решусь открыться ему.

Будто бы почувствовав мою растерянность, Стас подаётся вперёд и обнимает — я утыкаюсь номом в его грудь и пытаюсь сдержать спазмы в горле. Он гладит мою голову, спину, вдыхает запах волос.

— Всё будет хорошо, — не знаю, кому он это говорит: себе или же мне.

— Может, поужинаешь хотя бы? — цепляюсь за последнюю соломинку.

— Конечно.

Стас отстраняется, но рук с моих плеч не убирает. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что вот он: момент для признания.

Но я молчу, и шанс испаряется так же внезапно, как и возникает. Парень теребит меня за волосы как старший брат и улыбается, и что-то печальное проскальзывает в этой улыбке.

Я трусиха. Какая же я, мать его, лживая трусиха.

Ложь 2. Стас

«Ложь — важный инструмент выживания. И ужасная привычка». (Доктор Кто)

Гречка — Люби меня люби

Ложь 2. Стас

Следующим утром, уходя от Иры, я будто покидаю убежище. Никакие стены не смогут защитить меня, как это делала квартира Ольханской. Я полностью открыт, уязвим и беспомощен, но смысла прятаться больше нет.

Всё то время, пока торчал в комнате Иры, я думал.

О времени, проведённом с Элли.

Об отце, которого нафаршировали всевозможными приборами, лишь бы поддерживать в нём жизнь.

О брате, матери и всём, что случилось за последние месяцы.

Такое чувство, что жизнь решила добить, вывалив на голову столько испытаний. Мало мне предательства Макеевой, так ещё и брат. Я думаю о нём и злюсь, сам не знаю, почему. Я всегда его недолюбливал, презирал за то, что Тёма вечно строил из себя идеального папенькиного сыночка.

И вот теперь его нет.