Вкус вишнёвой лжи. Книга 2
Шрифт:
— Что за фигня? — недовольно бурчу.
— Извини. Не знаю, что на меня нашло.
Поджимаю губы, скрещивая на груди руки. Чтобы не ощущать себя беспомощной, сажусь на место отца напротив парня.
— В последнее время ты часто не знаешь, что на тебя находит.
Молчит.
Я пристально наблюдаю за ним, пытаясь понять, что же произошло после того, как я покинула их компанию.
— Я правда хочу, чтобы ты ко мне переехала после экзаменов, — серьёзно заявляет Стас. — Может быть, даже после выпускного. Да хоть сейчас, я не против.
Прикрываю
— Послушай, — вздыхает, облокачиваясь о стол предплечьями и наклоняясь ближе ко мне. Говорит тихо и спокойно, подбирая каждое слово. — Я знаю, как ты относишься к моим деньгам и статусу. Я знаю, что ты беспокоишься о бабушке. И я прекрасно тебя понимаю, — медлит. — Но ты пол жизни потратила на сраную работу, лишь бы покупать лекарства и платить за коммуналку! Ты всё лето горбатилась практически без выходных, плюс успевала помогать мне и Назару. И я ни разу в жизни не встречал человека, который бы отдавал всё ради других.
Не знаю, почему, но из-за его слов в горле начинает першить. Я отвожу взгляд в сторону, смотрю в окно, мысленно умоляя Стаса замолчать. Потому что, если он этого не сделает, я точно разревусь.
— Позволь же теперь мне отдать всё ради тебя, — говорит на выдохе. — Я хочу сделать тебя счастливой. И если я пытаюсь помочь тебе с деньгами, поступлением или подарить что-то, это не значит, что я хочу тебя купить. Я хочу, чтобы ты улыбалась, перестала уже беспокоиться о других и начала думать о себе. Пожалуйста, Ир. Тебе слишком долго приходилось быть сильной, позволь теперь это делать мне.
Я шумно выдыхаю, пытаясь утихомирить дрожь в губах. На глаза наворачиваются слёзы, и я наконец-то сдаюсь. Напряжение, долгое время копившееся внутри меня, прорывает плотину и вырывается наружу подобно безжалостному потоку воды. Я не знаю, что мне делать: встать и уйти, чтобы Стас не видел моих слёз, или же… Или же что?
— Ир, — Скворецкий поднимается на ноги подходит ко мне. — Любимая…
Парень пытается стереть с моих щёк слёзы — я обнимаю его, утыкаясь лицом в грудь, громко всхлипываю. Стас садится передо мной на колени, и я сползаю со стула на пол, чтобы свернуться калачиком в его объятиях и буквально выдавить из себя весь негатив.
— Ну, всё-всё, — шепчет парень. — Я тебя очень люблю, не плачь.
Я хочу сказать, что тоже люблю его, но начинаю реветь ещё сильнее, ненавидя себя за свою слабость. Что я как девчонка разнылась-то? Он ведь ничего особенного не сказал! Чёрт его дери…
Ложь 33. Ира
«Порою складывается впечатление, что люди задают вопросы, чтобы потерять доверие к тебе, но когда ты отвечаешь правдиво, то они теряют себя». (Сергей Гупаленко)
Tokio Hotel — Girl Got a Gun
Ложь 33. Ира
Что-то ломается во мне: маленькая трещина, появившаяся давным-давно из-за бесконечной гонки на выживание, увеличивается в разы под давлением накалившейся обстановки во время неудачного ужина. Стас прав, я слишком много
Это сложно. Странно. И непривычно.
Но даже я где-то в глубине души понимаю, что отчаянное желание позволить кому-то решать за меня все проблемы отчаянно скребётся острыми коготками, пытаясь вырваться на свободу. И, видимо, именно оно увеличивает тщательно припрятанную трещину, разрывая на части моё душевное равновесие.
Я устала. И давно это поняла, ещё до того, как Стас вскружил мне голову, а лучшая подруга превратилась в обезумевшую стерву. Мне просто нужен был повод и человек, поставивший бы меня перед фактом. «Я всё исправлю, не волнуйся».
Но я не сдаюсь: брать у Скворецкого деньги и пользоваться его статусом не собираюсь, а вот переехать к нему после выпускного… Идея, конечно, отличная, и я действительно этого хочу, но вряд ли нам позволят обстоятельства. Над этим стоит ещё подумать.
Папу после позорного ужина я всячески избегаю: не хочу обсуждать с ним обвинения Стаса, поэтому общаемся мы с ним последние дни на уровне «Привет, как дела?».
А ещё отец начал курить прямо на кухне, и это жутко бесит.
— Не потерплю, чтобы кто-то курил в моей квартире, — злюсь я, в очередной раз наткнувшись на наглого папочку.
Чуть ли не изо рта отобрав у него сигарету, тушу окурок о пепельницу (откуда она появилась здесь, я без понятия). От едкого дыми не спасает даже открытая форточка, а ядрёный запах кофе ни разу не улучшает обстановку.
— Хочешь курить, вали на балкон.
Папа поднимает руки, мол, сдаюсь, извини, но я уже не обращаю на него внимания и принимаюсь за приготовление бутеров.
— Ты всё ещё хочешь переехать к своему этому… — осекается. — Скворецкому?
Шумно вздыхаю. Вот он сидел молчал столько дней, а теперь вдруг приспичило поболтать о Стасе? Что б его.
— Ты же знаешь, если я решу к нему переехать, меня не остановишь даже ты. Особенно ты, — огрызаюсь.
Папа глубоко втягивает в себя воздух, замирает, через пару секунд медленно выдыхает. За окном неожиданно взвизгивают дети и начинают хохотать, у чьей-то машины врубается сигнализация, кто-то кричит. Лето же всё-таки. Школьники на каникулах, резвятся во дворе с самого утра. Солнце палит, жарища.
Вот только даже это не разбавляет напряжённую атмосферу в квартире.
— Ир. Я понимаю, что глупо спустя столько лет возвращаться в твою жизнь и пытаться строить из себя заботливого отца, но… — я не смотрю на него, но боковым зрением ощущаю на себе прожигающий взгляд. — Но я правда понятия не имел, насколько тебе тяжело, — фыркаю. — Точнее, не хотел замечать. Ты всегда была самостоятельной и взрослой для своих лет. Я… — замолкает. — Если что, я не против, если ты решишь съехаться со Стасом. Мне, конечно, не нравится эта затея, и доверием к твоему парню я не проникся, но я вижу, как он тебя любит. Может быть, он даст тебе то, чего не смог я.