Вкус жизни
Шрифт:
– Садитесь, мамаша. У меня есть все основания предполагать недостаточность знаний вашего участкового врача. Вот я вам уже и ручку приготовила, записывайте все, что обязаны делать с сыном до двадцати пяти – двадцати семи лет. Его здоровье теперь только в ваших руках.
Она сообщила, что у малыша из-за родовой травмы произошло длительное кислородное голодание организма, результатом которого, возможно, будет слабое сердце, плохое зрение, косолапость, плоскостопие, проблемы с позвоночником и все такое прочее, и продиктовала, как и чем все это нужно лечить. «Если пренебрежете указаниями, – получится у вас на всю жизнь лежачий больной, выполните все условия, – будете иметь, нормального,
Лена поняла, что они больше не увидятся. Она хотела встать перед доктором на колени, но та то ли поняла ее чувства, то ли так уж совпало, но повернула ее за плечи в сторону двери. Сердце Лены защемило, она еле сдержала рыдания.
Позже узнала, что травили доктора сотрудники поликлиники, как свора собак, выживали, подставляли, оговаривали. Гордая женщина не хотела ввязываться в сплетни, понимала, что все равно не дадут ей работать плодотворно. В ее знаниях здесь не нуждались, она мешала руководству жить спокойно. Оказывается, у этой участковой была «мохнатая рука» в горздраве… Доктор сама ушла. Нашлось место, где она была востребована. Она только переживала за тех детей, которых не могла спасти, и понимала, что на всех ее не хватит, особенно если будет тратить время и энергию на борьбу с бездарями. О переживаниях Елены Михайловны Лена узнала, когда случайно встретилась с нею через много лет в театре.
Десять лет ежедневного терпеливого труда Лены принесли свои плоды. Благо сынок по природе оказался покладистым и веселым. Участковая постоянно запугивала ее наличием слабоумия у ребенка, указывая на густоту волос на затылке и большой интерес к быстро-вращающимся предметам, грозила школой для слабовидящих, брезгливо косилась на обувь, стертую «неправильным» образом, намекая на возможность остаться ребенку на всю жизнь калекой. Много слез пролила Лена, живя в постоянном страхе за здоровье ребенка, но все болячки они вместе с сыном преодолели. Заведующая областной больницей, осматривая ребенка, сказала: «Памятник вам надо ставить, мамаша!»
Талантливым оказался сынок во многих областях. Радовал своими знаниями, оригинальным мышлением, неожиданной интуицией, педагогическими способностями, стремлением к самостоятельному изучению интересующих его наук. Не понимал он, как это можно болтаться по улицам без дела, мечтал, чтобы в сутках было вдвое больше часов для его многочисленных увлечений…
Детсад
А Миле почему-то первый день Антоши в детском саду припомнился и то, как она Галине о нем рассказывала. (Лена тогда после аспирантуры и защиты диссертации по распределению приехала в их родной город.)
Лена с Антошкой из коридора-лабиринта попали в тесную комнату, по периметру которой были расположены персональные шкафчики с красивыми картинками на дверцах. Низкие, длинные лавочки были заняты детьми, вокруг которых суетились родители. Воспитательница стояла в дверях другой, основной комнаты и как дирижер уверенно руководила маленьким беспокойным муравейником. Вид у нее был деловой, спокойный, говорила она тихо, но требовательно. Даже взрослым хотелось ее слушаться.
Ее Ганночка не обратила внимания на нового мальчика. Она торопилась к подружкам хвалиться новой куклой. Антоша прятался за спину мамы, но в его глазах светилось любопытство. Лена догадывалась, что именно оно спасет ее, победит в сыне горечь их временного расставания,
С расписной лавочки встал плотно сбитый, круглоголовый темноволосый малыш с огромными карими глазами. Он по-хозяйски сложил в шкафчик свои вещи, сам развязал шнурки на туфлях, надел тапочки и, поцеловав маму на прощание, помахал ей рукой. И тут глаза мальчиков встретились. Антоша склонил голову и, не выпуская из рук подола Лениной юбки, весь подался вперед, с интересом, но с какой-то рассеянной улыбкой разглядывал мальчика. Пауза длилась минуты две. Лена не мешала им. Малыш протянул Антоше свою пухлую, но крепкую, загорелую ручку. Антоша взглянул на маму и, увидев одобряющую улыбку, сделал шаг навстречу новому знакомому. Но только один шаг, не отпуская юбки.
Следующим движением мальчик достал из нагрудного кармана рубашки малюсенький пластмассовый грузовичок. У Антоши загорелись глаза – у него такого не было! Он сделал еще один шаг, пытаясь при этом не разорвать связь с мамой, отчего хвост ее юбки натянулся. Но Лена не сдвинулась с места, желая, чтобы он сам оторвался от нее. И когда мальчик вытащил из кармана шорт горсть разноцветных камешков, Антоша мгновенно оказался рядом и застыл с открытым ртом, весь превратившись во внимание. Мальчик вроде бы с безразличием смотрел на горку блестящих «драгоценностей» в центре ладошки, а сам ждал, каковы будут действия новичка. Прошла еще одна минута. И тут Антоша подскочил к маме, сунул руку в ее сумку и вытащил мешочек со своей любимой игрушкой – пластмассовым конструктором, из которого можно было собрать что угодно: подъемный кран, тележку, машину, жирафа, собаку и даже обычную скамейку…
В следующий момент мальчики уже стояли в игровой комнате друг против друга, крепко прижимая к груди свои богатства. Воспитательница позвала Лену. И пока они разговаривали, я искоса поглядывала на ее сына, который развязал пакет, достал красное колесо и стал прикручивать к нему соединительный стержень. И тут мальчик, внимательно следивший за действиями Антоши, сказал:
– А у меня в конструкторе ключ есть. Я умею им гайки закручивать.
Он хорошо, с удовольствием и с гордостью произносил букву «Р».
– У меня тоже есть ключ, но мне пальцы надо тлениловать. Так мама сказала, – строго объяснил Антоша.
После этих слов мальчики сели на пол, высыпали содержимое карманов и пакетов на ковер, и больше для них ничего вокруг не существовало. Ни общий шум, ни тонкие взвизгивания девочек не отвлекали их от важного дела – конструирования. И даже окрики грубой нянечки не мешали им играть.
…Антошка – полноватый, добродушный бутуз. Мысли его витают в облаках. Он улыбается сам себе, не слышит, что ему говорит мама, чем возмущается нянечка. Снял один ботинок и опять «улетел» высоко и далеко. Его треплют за плечо, с большим трудом «возвращают на землю». Мальчик виновато улыбается и опять начинает старательно раздеваться. Только ненадолго хватает его усердия. На третьей пуговице курточки он замирает, поднимает лицо к потолку и, радостно шевеля губами, что-то восторженно и неразборчиво бормочет. Воспитатель не выдерживает и требует:
– Мамаша, разденьте ребенка. Он к завтраку опаздывает.
А в конце дня вышел Антоша в раздевалку, чуточку, но по-особому взволнованный. Что-то его беспокоило. В нагрудном карманчике носовой платочек сильно выглядывает уголком. Обычно у мальчишек он скомканный. Лена вытащила платок и увидела розовый карандаш. Красивый. Такого у них дома нет. Видно очень захотелось Антоше иметь именно такой. Лена взглянула на сына. Он зарделся, как-то весь напрягся и говорит:
– Он нечаянно в кармане остался.