Владетельный рыцарь
Шрифт:
– Нет, - сказал Бьярки, передумав.
– Я первый.
Бретонец кивнул, явно благодарный уже за то, что его пока оставили в живых. Но Бьярки знал, что при первой возможности пленный попытается сбежать. Порывшись в одном из мешочков, он подошел к уродцу, который в страхе отодвинулся от шамана.
– Дай мне руку, - сказал Бьярки, добавив в голос часть своей колдовской силы. Не в силах сопротивляться приказу, бретонец протянул руку. Если бы Бьярки приказал ему перерезать собственную глотку, пленный сделал бы и это. Ужас в глазах бретонца показывал, что он это понимает.
Бьярки
– Это знак Драж’ла’гха, Пожирателя Плоти, - произнес Бьярки низким угрожающим голосом, от которого крестьянин задрожал.
– Это проклятье, и только я могу снять его. Если ты попытаешься сбежать, крикнуть, чтобы предупредить защитников, или как-то обмануть меня, Драж’ла’гха пожрет тебя изнутри. Делай как я говорю, и я сниму проклятье. Ты понял?
Крестьянин снова зажмурил глаза, и по его лицу опять полились слезы. Это было отвратительно, и Бьярки чувствовал лишь омерзение при виде такой жалкой твари.
– Ты понял?
– повторил он вопрос, и бретонец кивнул.
– И не думай, что смерть - это выход. Если ты умрешь пока проклятье еще действует, твоя душа никогда не будет знать покоя. Она станет игрушкой Драж’ла’гха на целую вечность. Так что лучше тебе не падать, пока ползешь по этой трубе с дерьмом.
Удовлетворенный, Бьярки кивнул Эйлифу.
– Пусть он поднимается сразу за мной, - велел провидец.
Потом, бросив на сточную трубу последний мрачный взгляд, он начал подъем.
– Что это было?
– спросил герцог Адалард, обращаясь к одному из рыцарей, выглянувшему за зубцы на верхней площадке главной башни, услышав металлический звук снизу.
– Ничего, мой лорд, - ответил рыцарь.
– Наверное, ветер.
Герцог рассеянно кивнул, вернувшись мыслями к предстоящей задаче отражения штурма. С главной башни герцог руководил обороной замка, передавая приказы защитникам с помощью флагов и курьеров. Он видел, что сотни норсканских кораблей движутся по бурному морю к западному участку стен - там стена была самой длинной, и людей на ней был меньше, чем на других участках. Противнику будет трудно высаживаться на узкой полосе земли под западной стеной, и подход с моря в том направлении был опасным, с множеством подводных камней и особенно бурными волнами.
Однако высадка там все же была возможна, и герцог не мог позволить оставить тот участок слабо защищенным. Неохотно он все-таки велел направить туда подкрепление в виде последних резервных отрядов ратников и немногочисленных рыцарей. Восточные участки стен принимали на себя основную силу ударов противника и отчаянно нуждались в подкреплениях, но людей в резерве больше не было. В идеале защитникам следовало бы дежурить на стенах посменно, чтобы усталые бойцы могли нормально отдохнуть и поесть, но сейчас это была непозволительная роскошь.
Теперь норсканцы штурмовали замок Леонуа со всех сторон. Главные удары врага приходились на восточные стены, но корабли варваров шли на веслах к острову со всех
К счастью, ужасная пушка врага была уничтожена. Адалард не имел иллюзий относительно того, что было бы, если бы она продолжала обстрел; тогда он вошел бы в историю как единственный герцог, который позволил врагу взять штурмом замок Леонуа.
Поврежденные участки стены были забаррикадированы мешками с зерном, бочками, наполненными водой и поспешно сколоченными досками. Одна секция стены в пятьдесят футов рухнула, раздавив троих рыцарей и десятки крестьян. Стена на том участке осталась лишь вполовину прежней высоты.
Этот пролом стал самым уязвимым местом в обороне замка, и враг бросал на него все силы. Норсканцы упорно взбирались по каменным обломкам и кускам кладки, вопя боевые кличи и вознося хвалы своим страшным богам. Только потому, что рыцарь Грааля Реол сражался у разрушенной стены, отражая волны врагов, этот участок еще не пал. Присутствие святого паладина вдохновляло бойцов вокруг него на великие подвиги стойкости и отваги, и здесь шел самый яростный бой.
В перерывах между атаками герцог велел разносить защитникам вино, хлеб и сыр, и открыл свои склады, чтобы даже последние из мобилизованных крестьян - те, что еще оставались в живых - были обеспечены одеялами, новым оружием взамен сломанного, нормальными стрелами и щитами.
Если бы это были не норсканцы, а какой-нибудь другой противник, герцог Адалард был бы уверен, что сможет держать оборону почти бесконечно. Или, по крайней мере, достаточно долго, чтобы пришла помощь из Курони. На помощь от восточного соседа, коварного герцога Л’Ангвиля, рассчитывать не приходилось. Алчный соперник Адаларда, несомненно, радовался, слыша о несчастье Леонуа, и уже думал, как можно расширить за его счет границы герцогства Л’Ангвиль.
Теперь, когда все резервы были введены в бой, герцог Адалард мало что мог сделать. Он приказал слугам принести его щит и шлем.
– Вы же не собираетесь лично сражаться на стенах, мой герцог?
– спросил один из его придворных, тощий барон Бруссар, которого эта перспектива явно пугала.
– Собираюсь. И вы будете сражаться вместе со мной, дорогой барон, - не без удовольствия сказал герцог.
– Каждый, кто способен держать меч, должен сейчас сражаться.
Барон побледнел. Адалард втайне был рад видеть его страх. Герцог не любил тех вельмож, которые с готовностью посылали достойных людей на смерть, но сами избегали подвергаться той же опасности. Бруссар был прирожденным политиком и интриганом - Адалард всегда старался заручиться его поддержкой в политических делах, потому что барон мог быть опасным политическим оппонентом - но герцог втайне презирал Бруссара, который определенно не был воином.