Владимир
Шрифт:
Он извлек из ножен меч. Поцеловал его холодный клинок, на котором играли лучи солнца.
Князь обнял сына и ласково поглядел на его юное лицо с пробивающимися темными усиками и пушком на подбородке. Вот и пришло время расставаться с одним из сыновей — придется ли еще когда-нибудь свидеться?
В тот же день князь Мстислав с дружиной умчался на восток, к Сурожскому морю.
Весь день воины осматривали лодии, конопатили днища, готовили ветрила, снасти, укоты. [238]
238
Укот —
Ранним вечером, едва лишь смерклось, легли спать — наступала последняя ночь, когда можно было безмятежно отдохнуть перед далеким тяжким походом: Днепром до Оленья и далее морем.
Ночь стояла тихая, теплая. С вечера небо затянуло тучами. Перед самым заходом солнца над Днепром заморосил дождик, но как внезапно начался, так внезапно и прекратился. Тучи развеялись, и темная их гряда повисла над низовьем.
На лодиях слышался говор, где-то родилась в темноте и поплыла над плесом грустная песня, вдоль берега и выше на кручах угасали костры. В поле — на конях, а по реке выше и ниже стана на насадах стали дозоры.
И вдруг в тишине прозвучал голос, к которому присоединился другой, третий:
— Глядите, глядите на небо!
Все взоры обратились к низовью, где раньше висела, а теперь уже разошлась цепь облаков, — там, опершись широким хвостом на Волосини и протянув почти до самого небосклона острое копье, серебром переливалась в небе необычная звезда.
Впрочем, это была не звезда. Высоко в небе среди звезд, затмевая их, висела комета и сверкала так ослепительно, что тотчас же выступили Днепр, темные очертания лодий на воде, берега, кручи, люди, которые стояли там и смотрели в небо.
Никогда ничего подобного не видев, эти люди — и простые воины, и все старейшины — были крайне взволнованы, потрясены. На лодиях, на берегу и на круче, где у шатра со старшей дружиной стоял князь Владимир, в эту минуту молчали все, но каждый спрашивал себя: что вещает Руси и всем людям это знамение, на кого направлено висящее в небе копье?
— Небо благословляет нас, — промолвил, обращаясь к старейшинам, князь Владимир. — Копье направлено на Херсонес. Мы победим!
И тотчас всюду вдоль берега задвигались, зашумели, заговорили возбужденными, бодрыми голосами воины:
— Копье направлено на Херсонес! Нашей рати сопутствует удача…
Далекие забытые предки, как были они беспомощны и бессильны, видя таинственные звезды и становясь свидетелями рождения и гибели далеких миров, движения дивных, невиданных светил!
Зато, хоть и не зная и не понимая извечных сил природы, неба, светил, они твердо стояли на этой земле, где судьба предназначила им жить, берегли ее и были добрыми ее хозяевами.
Через неделю лодии князя Владимира, доплыв до устья Днепра, подняли ветрила, обогнули длинную косу, которая, подобно стреле, уходила в море, и помчались на юг, к Климатам.
Счастье сопутствовало им. На море стояла погода; днем дул легкий северный ветер, а ночью восточный — с раскаленной солнцем земли Климатов; иногда он совсем утихал, и тогда воины брались за весла.
Воинам помогало, казалось, само небо — ночью на небе, покуда они плыли по Днепру и далее по морю, высоко над ними все время висела хвостатая звезда, которую они впервые увидели за порогами, она сияла в небе и освещала им путь… [239]
Лодии
239
Комета 989 года.
240
Керкентида — Евпатория.
А с наступлением ночи воины увидели далеко на востоке огни — там в нескольких местах высоко, до самого неба, освещая снизу тучи, полыхали огненные столбы. Это был сигнал, что всадники, пробившись через Хазарскую переправу, движутся по Климатам и подходят с востока к Херсонесу.
На рассвете с моря подул и наполнил паруса на лодиях свежий ветерок, и вскоре воины князя Владимира увидели Херсонес — его желтые стены, башни, позолоченные купола церквей, которые высились у самого моря, в заливе Символов с восточной стороны города виднелись мачты множества ромейских кораблей.
Князю Владимиру было известно, что в древние времена вход в залив Символов преграждался на ночь железными цепями. Теперь эти цепи лежали на дне залива, и потому он велел сотне лодий остаться в море, сам же с другой сотней устремился по высоким волнам прямо в залив.
Это был дерзкий, смелый наскок. В тихом заливе все спали на хеландиях, когда к ним приблизились и стали рядом русские лодии. А когда из них выскочили воины с мечами в руках, было уже поздно обороняться, ромеям оставалось только взывать о помощи.
Крики с залива достигли города. Уже рассвело, стража на стене увидела несметное число вражеских лодий в море, немало их стояло и в заливе Символов, а русские воины с копьями и мечами в руках уже бежали к стенам Херсонеса.
Однако взять приступом город не удалось — на его стены высыпала и стала метать стрелы стража, а перед воинами, которые успели уже подбежать к воротам, направо от башни Зенона, упал со страшным грохотом и треском катаракт [241] — город Херсонес заперся.
241
Катаракт — подвижные заслоны в крепостных воротах.
В то время город Херсонес считался сильной, почти неприступной крепостью. Занимая небольшую площадь — два поприща в длину и намного меньше в ширину, город теснился между двумя заливами на мысе, который выступал далеко в море. В разные времена Херсонес был обнесен двумя стенами из больших тесаных каменных глыб — главной и передней, называвшейся протейхизмой. На ее углах высились башни, одна из них у самых ворот города — башня Зенона. Все ворота, выходившие к заливу Символов, к морю и на запад, в некрополь, были сделаны из дуба, обиты медью и железом, а позади них опускались еще и катаракты.