Владимир
Шрифт:
Воеводы и мужи хохотали во все горло, василикам казалось, что их терзает бешеный гиперборейский ветер, — и те и другие поняли, на какие беседы под стенами Константинополя намекал князь Владимир.
— Скажите императорам Василию и Константину, — закончил Владимир, — что я хочу и буду отныне говорить с ними как равный с равными и того же требует от него вся Русь, не токмо я.
— Божественные императоры подумают, позаботятся об этом, — забормотали перепуганные василики.
— Нет, — прервал их Владимир, — тут думать и гадать императорам нечего. Русские люди терпеливы, но всякому терпению приходит конец…
Василики переглянулись:
— Князь Владимир хочет получить
Князь усмехнулся.
— Божественные императоры не станут возражать и согласятся дать князю Руси венец кесаря…
Князь Владимир вскипел:
— Императоры ромеев, как мне известно, давали венец кесаря каганам Болгарии, а потом били и кесарей и болгар. Я не возьму от них ни цепи куропалата, ни кесарева венца. Хочу, должен иметь корону василевса.
267
Куропалат — высокий придворный титул в Византии, мажордом.
Василики бесновались. Они просто кипели от возмущения.
— Но корону василевса может носить только порфирородный.
Это было оскорбление, вызов дерзкому киевскому князю, на которое он мог ответить тоже оскорблением. Владимир и в самом деле был оскорблен — за себя, за всю Русь. Однако он сдержался и продолжал, словно и не слышал слов василиков:
— Короны василевсов требует Русь… А дабы императоры ромеев в будущем никогда нам не изменили и дабы Русь воистину была равна с Византией, императоры Василий и Константин должны дать мне в жены свою сестру Анну.
Василики могли ждать чего угодно, только не этого.
— По божественным установлениям, императоры не могут с кем-нибудь родниться, а тем паче с неверными обитателями севера…
— Мне известно, что императоры отдали одну дочь за хазарского кагана, другую за сына короля Гуго, рожденного рабыней.
— Сын короля Гуго — внук императора Карла Великого, а за то, что император породнился с хазарами, церковь предала его анафеме…
— Скажите императорам вашим, что вы говорили с князем Владимиром — внуком князя Игоря, который стоял когда-то под стенами Константинополя, с сыном Святослава, который ратовал с Иоанном Цимисхием на Дунае. И если ныне я не столкуюсь здесь, в Херсонесе, то продолжу разговор вместе с болгарами под стенами Константинополя. Вот и все! На том, стало быть, василики, и кончим!
Поднявшись, патрикий Сисиний сказал:
— Мы договорились с тобой, княже Владимире, обо всем и нынче же уезжаем беседовать с императорами. Мы будем молить Бога скорее прибыть в Константинополь и так же точно поскорее вернуться назад. Но у нас остался еще один вопрос — о Херсонесе. Ты обещал сказать о нем, когда положим ряд.
Князь Владимир усмехнулся.
— Это правда, — промолвил он. — Я обещал говорить о Херсонесе после того, как положим ряд. Что ж, скажите императорам, что я верну им Херсонес, как вину [268] за царевну Анну.
268
Вина — выкуп, пеня.
После этого василикам, конечно, не о чем больше было спрашивать.
Князь Владимир протянул руку к окну и указал на белые гребни, которые начинали бороздить морскую синь.
— Гиперборейский ветер быстро погонит ваши кубари [269] к Константинополю, — закончил он, —
В тот же день василики ромеев отбыли в Византию.
269
Кубарь (кубара) — корабль.
Глава пятая
1
В Константинополе очень скоро узнали о том, что ранней весной к Херсонесу приплыло около двух сотен киевских лодий с воинами под знаменами князя Владимира.
Война? Да, император Василий понял, что киевский князь решил отомстить за своих воинов, погибших под Абидосом, за то, что Византия переступила ряд с Русью, за все содеянное им, Василием, и всеми прежними императорами. Воевать с киевским князем? О нет, Византия едва сдерживала натиск болгар во Фракии, в Македонии и на Пелопоннесе; в Малой Азии не стало Варда Фоки, и все-таки то в одной, то в другой феме вспыхивали восстания. Империя обессилена, она не может воевать и на своей земле, а тем более в далеких Климатах.
Мало того, поход князя Владимира на Климаты имел, пожалуй, большее значение, чем в любое другое место, — в Византии из года в год вспыхивал голод. Ее житница — Климаты — оказалась отрезанной от Константинополя.
Потому император Василий, узнав о походе князя Владимира, так спешно послал василиков в Херсонес и теперь с таким нетерпением ждал их в своем Большом дворце обратно.
И не только он — василиков из Херсонеса ждал весь Константинополь, ждала вся Империя, жизнь и будущее которой висели на волоске.
И вот наконец между темными босфорскими берегами обрисовались очертания хеландий — василики императора Василия возвращались в столицу.
Вид у хеландий был весьма жалкий — в Русском море у гирла Дуная они попали в жестокую бурю. Они плыли с разорванными ветрилами, некоторые со сломанными мачтами. Чтобы не погибнуть, рабам на хеландиях да и самим василикам, несмотря на высокое звание, пришлось вычерпывать воду, грести, и они едва вырвались из лап смерти.
Обессиленные, изможденные, едва держась на ногах после морской качки, стояли теперь василики перед императором. Василий принимал их не в Золотой палате, а в одном из покоев. Уже много ночей его мучила бессонница, он очень волновался, страдал от сердечного недуга, да и не хотел, чтобы беседу с василиками слышали посторонние лица.
То, что услышал император, было страшным, невероятным…
— Херсонес пал… Князь Владимир сидит в городе.
— Он принял вас? Говорил с вами?
— Говорил, василевс! Он предлагает положить ряд… Ряд! О, как утешило и сразу же подбодрило императора одно это слово.
— Что же хочет русский князь?
Василики сказали, что князь Владимир требует уплаты дани за всех воинов — живых и мертвых, которые боролись под Абидосом, — что ж, император согласен!
Правда, уплатить такую дань сейчас нелегко. Скарбница [270] Империи давно уже опорожнена на жалованье сенаторам, сановникам, всем чинам. Уже не раз продавались сокровища Большого дворца, придется, видимо, снова торговать серебряными паникадилами, а может, и одеяниями покойных императоров — хорошо, что в Италии и Германии охотно все это покупают.
270
Скарбница — казна.