Владычица Хан-Гилена
Шрифт:
В тишине и под многочисленными взглядами Элиан поднесли к центральному, самому большому костру. Позади него высился шатер, выстроенный из голых ветвей и накрытый промасленной шкурой. Шкура была темная, почти черная, а может, темно-синяя или фиолетовая — разве разберешь в темноте?
Элиан положили на землю и без всякого сострадания принялись катать туда-сюда, высвобождая из сети. У нее закружилась голова, и девушка позволила бандитам поднять себя на ноги. Чья-то рука ударила ее между лопаток, вталкивая в шатер.
После яркого света костра ей здесь показалось темно —
Женщина была одна. Она как будто находилась в забытьи. Худощавая и хрупкая, с седыми волосами, собранными узлом на затылке. Глаза ее были опущены, словно она сосредоточилась на существе, пристроившемся у нее на коленях. То была тварь с шелковистым мехом, похожая на кошку, она урчала, когда рука женщины ласкала ее.
Урчание прекратилось. Кошачьи глаза приоткрылись, и Элиан вздрогнула. Они были белые как серебро, а зрачки сверкали в полумраке и смотрели на Элиан с вниманием, которое говорило о недюжинном уме зверя. Тварь знала ее и смеялась, понимая, что она об этом догадалась.
— Значит, — услышала Элиан собственный голос, — вы вновь обратились к гильдии магов. Изгнанница подняла голову. Она не намного постарела с той поры, как убила невесту бога. Красота ее стала еще глубже, губительное действие страданий уменьшилось и преобразилось. Как если бы она сдалась. Как если бы ей пришлось выдержать жестокую битву, чтобы смириться со своим страданием.
— Я принадлежу к ней по происхождению, — проговорила Изгнанница. У нее было точно такое же произношение, как у Элиан.
— Принадлежите, — подтвердила Элиан, — и образование получили соответствующее. Мне знакомо это одеяние. Но зачем вам потребовалась эта тварь? Неужели Мирейн отобрал у вас больше, чем просто глаза?
— Он дал мне больше, чем отобрал, — произнесла Изгнанница с безмятежными интонациями в голосе.
Элиан посмотрела вокруг. Страх се вовсе не угас: она была буквально начинена им. Но презрение — сильное оружие. И она с отчаянной безрассудностью воспользовалась им.
— Чего вы добились? Я вижу королеву бандитов с демоном на коленях. Она слепа, она стара, у нее нет ни имени, ни родины. Для ее родственников она как будто никогда и не существовала. Даже ее гильдия… Почему вы здесь? Или в Девяти Городах устали от вашего владычества?
— Я не виню тебя, — без гнева проговорила Изгнанница. — Ты слишком молода, чтобы понимать правду.
— Я понимаю все, что мне нужно. Изгнанница улыбнулась. Нет, она не была доброй — и не могла быть такой. Просто ее забавляла эта детская наивность.
— Разве, о владычица Хан-Гилена? Ты мыслишь о том, будто едешь во имя клятвы. Но что это за клятва? Что за ней скрывается? Ты едешь сражаться бок о бок с сыном жрицы? Или же с намерением стать его королевой?
Элиан до боли прикусила язык. Изгнанница хотела, чтобы она закричала, стала отрицать искаженную правду. Да, она поклялась, что не выйдет замуж ни за кого, кроме Мирейна. Но это было давно, и она тогда была слишком юна,
— Мудро, — заметила Изгнанница. — Очень мудро. Вероятно, в конце концов ты поняла, на что пошла. В Асаниане сочетают браком братьев и сестер. В Хан-Гилене избегают делать это.
Элиан по-прежнему ничего не говорила. То была горькая битва, причем битва, в которой невозможно одержать победу. Изгнанница знала, Элиан делает усилие, чтобы ничего не сказать в ответ. Знала все — и играла с ней ради забавы перед опьянением убийства.
— Нет, — сказала женщина. — В этом нет нужды. Мы ведь с тобой родственницы. Когда-то я была такой же, как ты: красота, благородное сердце и безудержная смелость. Из-за этих своих качеств я и погибла. Если бы я сдержалась, подождала, сделала вид, что покоряюсь сыну моего брата и его северной любовнице, то избежала бы многих страданий. Я могла бы убить не только мать, но и чудовище, которое она выносила. — Мирейн не…
Элиан проглотила конец фразы. Изгнанница соизволила улыбнуться.
— Говорят, он довольно-таки пригож. Телом. Я же говорю о духе. В отличие от тебя, родственница, я не провидица, но какой-то частицей этого дара все-таки наделена. Я предвижу, что он намерен сотворить с миром. Большей опасности мир еще не подвергался.
— Он спасет мир. Он отдаст его на милость Аварьяна.
— Он сожжет мир в пламени Солнечных Костров. Изгнанница поднялась. Ее любимица спрыгнула к ее ногам — хвост трубой, глаза ни на миг не отрываются от Элиан. Женщина подняла руки, но не защищаясь, вовсе нет. Ее слепые глаза, казалось, внимательно смотрели прямо в глаза Элиан, и было в них мерцание, подобное тому, какое заключено в сердце жемчужины. Такими их сделал Мирейн, прекрасно сознавая, что именно делает.
— Сам он не есть зло, — проговорила Изгнанница. — С этим я соглашусь. Вероятно, он просто поверил россказням матери. Но он смертельно опасен. Будучи магом по рождению, королем по воспитанию, с душой завоевателя, он не может поступить иначе. Но и я, в свою очередь, не могу. Он угрожает цепям, которые держат мир. Это я увидела еще до того, как он родился.
— Вы увидели угрозу вашей собственной власти. — И это тоже, — без всякого смущения согласилась Изгнанница, — и за свой грех я пала. Теперь мне дарована возможность искупить его. Я живу, и я сильна. Я отринула ненависть. Я научилась служить одной только справедливости.
— И во имя справедливости вы командуете разбойниками на дорогах. — Так нужно.
— Конечно, — сказала Элиан, презрительно скривив губы. — Как же иначе можно купить изменников, если не красть деньги? — Я поступаю так, как должна. Элиан успокоилась. Это внезапное спокойствие было настоящим сумасшествием. Оно нахлынуло на нее, охватило ее всю.
— Родственница, — сказала Изгнанница, — я ждала тебя. Я молилась, чтобы ты поняла то, ради чего я так долго ждала. Если мои люди грубо обошлись с тобой, прости их. Они мужчины и не имеют понятия об утонченности. Проходи, садись, будь как дома. Прояви снисхождение по крайней мере к моим словам.