Владычица Озера
Шрифт:
Да еще перед самым рассветом приснилась ему Трисс Меригольд. После прошлогоднего пребывания в храме чародейка снилась ему несколько раз. Сны принуждали Ярре делать то, чего он впоследствии очень стыдился.
Сейчас, надо понимать, ничего постыдного не случилось. Просто было очень холодно.
Утром действительно, едва взошло солнце, все семеро отправились в путь. Мильтон и Огребок, кметовы сыновья из данного контингенса, подбадривали себя солдатской песенкой:
СлышишьЩук, Окультих, Клапрот и примкнувший к ним бондарев сын Мэльфи рассказывали друг другу забавные истории и анекдоты, невероятно, по их мнению, смешные.
— …а нильф и спрашивает: «Чем это тут так воняет?» А эльф ему: «Говном!» Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха-а-а-а!
— Ха-ха-ха! А такой слыхали? Идут нильф, эльф и краснолюд. Глядят, мыша летит…
Чем сильнее разгорался день, тем больше они встречали на большаке других странников, кметских телег, армейских подразделений. Некоторые телеги были загружены нехитрым скарбом, за этими банда Щука шла чуть ли не опустив носы до земли, будто гончие, подбирая что упало — то морковку, то картофелину, то репу, порой даже луковицу. Часть «добычи» предусмотрительно прятали на черный день, часть тут же поедали, не прерывая изложения анекдотов.
— А нильф, фуууу! И обделался по самые уши! Ха-ха-ха, ха-ха-ха!
— Хаа, хаа, хаа! О боги, не выдержу… Обделался! Хааа, хааа…
— Хеее, хеее, хеее!
Ярре ждал случая и повода, чтобы отделиться. Не нравился ему Щук, не нравился ему Окультих. Не нравились ему взгляды, которыми Щук и Окультих окидывали обгонявшие их купеческие возы, кметские упряжки и сидящих на фурманках женщин и девушек. Не нравился ему насмешливый тон Щука, когда тот то и дело заводил речь о целесообразности идти в добровольцы в тот момент, когда поражение и гибель очевидны и предопределены.
Запахло пашней. Дымом. В долине, среди ровных клеточек полей, рощиц и блестящих, как зеркальца, рыбных прудиков, виднелись крыши построек. Временами долетал далекий лай собак, мычание вола, крик петуха.
— Видать, не бедны эти деревушки, — прошепелявил Щук, облизывая губы. — Небольшие, но ишкушные.
— Здесь, в долине, — поспешил объяснить Окультих, — низушки живут и хозяивают. У них все искусно и ладно. Хозяйственный народец, карлички энти.
— Нелюди проклятые, — просипел Клапрот. — Кобольды чертовы. Они тут хозяйничают, а настоящему человеку из-за таких беда и нищета! Таким даже война не помеха.
— На вшакий шлучай, — Щук растянул рот в неприятной ухмылке, — жапомните, молодцы, эту деревушку. Ту, крайнюю, шреди бережок, у шамого лешу. Жапомните как следовает. Ежели когда-нить захоцца мне туда в гошти,
Ярре отвернулся, прикинувшись, будто не слышит, будто видит только большак.
Они шли. Мильтон и Огребок, кметовы сыновья из данного набора, затянули новую песню. Не такую армейскую, добрую. Немного даже как бы пессимистическую. Которую можно было — особенно после предыдущих намеков Щука — считать недобрым предзнаменованием.
А на войне, как на войне, Хлебнешь несчастия вдвойне. Не важно, стар ты или млад, Фельдмаршал, сотник иль солдат, Уж коли смерть тебя найдет, То стороной не обойдет…— Вон у того, — оценил угрюмо Окультих, — должны быть бабки. Если у ево бабков нету — пусть меня в монахи постригут.
Человеком, из-за которого Окультих шел на такой огромный риск, был бродячий торговец, идущий рядом с двуколкой, запряженной ослом.
— Бабки бабками, — прошепелявил Щук, — а ошлик тоже деньгу стоит. Пошли-ка побыштрей, молодцы.
— Мэльфи, — схватил Ярре бондаря за рукав, — разуй глаза-то! Не видишь, к чему дело идет?
— Так то ж всего лишь шуточки. — Мэльфи вырвал рукав. — Шуткует Щук, шуткует.
Двуколка торговца была одновременно ларьком и могла превращаться в прилавок за несколько минут. Конструкцию, которую тащил осел, украшали яркие, с размахом намалеванные надписи. Судя по ним, торговец предлагал бальзамы и охранные амулеты, эликсиры, фильтры и магические притирки, стиральные средства, а сверх того искатели металлов, золотого песка и трюфелей, а также безотказные приманки для рыб, уток и девок.
Торговец, худой и сильно придавленный бременем лет субъект, оглянулся, увидел их, выругался и подогнал осла. Но осел, как всякий осел, и не думал идти быстрее.
— Начну-кось я с ево, — тихо бросил Окультих. — Да и на тележке чегой-нибудь отыщется.
— Ну, молодцы! — скомандовал Щук. — Раз-два! Управимша ш делом, пока мало швидетелев на большаке.
Ярре, не понимая, откуда у него вдруг взялось столько мужества, несколькими большими шагами опередил компанию и обернулся, загородив от них торговца.
— Нет, — сказал он, с трудом выдавливая слова из перехваченного спазмом горла. — Я не позволю…
Щук медленно распахнул кафтан и показал засунутый за пояс длинный нож, даже на глаз острый как бритва.
— А ну, отойди, пишарчук, — зловеще прошепелявил он. — Ешли шея дорога. Я думал, ты пригодишша в нашей компании, ан нет, уж шлишком тебя, погляжу, твой храм швятым шделал, шлишком уж ты ладаном провонял. А ну, отштупи ш дороги, иначе…
— А что тут происходит, а?
Из-за окружающих большак толстых раскидистых верб, самого распространенного элемента темерского пейзажа, появились две странные фигуры.