Владыка Смерти
Шрифт:
— Она, вероятно, скорбит о том, что убила мужа? — простодушно спросил Симму.
— Конечно, нет, — с гордостью заявил его собеседник. — Девы частенько убивают своих близких. Они страшно тоскуют по саду, куда им нет возврата, и по таинственной близости Бога. Я даже не сомневаюсь, — зловещим шепотом добавил он, — что эта несчастная скоро попытается пробраться туда. Все они так поступают. — И рассказчик красочно описал, как закутанные в покрывало, рыдающие изгнанницы отправляются в одиночку через пустыню, взбираются по горным склонам и ждут у пылающей стены, когда откроется узкая дверь.
— Неужели
— Остановить святую деву? С какой стати кто-то будет их останавливать? Их всегда можно узнать по платью, покрывалу и рыданиям… А чужестранцам следует держаться подальше от тех мест. К тому же чудовища, живущие в горах по воле Бога для защиты сада, легко отличат чужеземца от жителя Вешума, и всех чужеземцев они разрывают в клочья.
— А если дева добралась до двери и та открылась, что тогда?
— Там есть одно чудовище, которое страшнее остальных. Оно сторожит дверь и не пускает никого, кроме тринадцатилетних девочек, входящих туда по воле Бога. Это чудовище не пустит несчастную в сад, и она вскоре кончит жизнь самоубийством. Так всегда бывает.
— А если ей удастся проникнуть в сад?
— Это невозможно!
— Похоже, что так. Но предположим все же…
— Нет, нет! Я не собираюсь богохульствовать. В сад никогда не попасть никому, кроме девяти прекрасных юных дев, чистых, как лилии, и пленительно невинных. Всем бы женщинам быть такими, но, увы, лишь немногим это удается. А еще говорят, что в саду эти милые и наивные создания играют с самками зверей, добрыми и нежными, как ягнята. В этот сад не допускается ни один мужчина, кроме, конечно, самого Бога.
В этот момент скорбная фигура под покрывалом уже скрылась в толпе. Симму поспешно попрощался с каменщиком и крадучись последовал за женщиной.
Следить за ней не составляло труда. Толпа почтительно расступалась перед девой-убийцей, а она шла по улицам, не переставая громко рыдать и стонать. Вскоре стало ясно, что каменщик не ошибся: женщина действительно отправилась прямо к колодцу. Выйдя из города, несчастная прошла среди песчаных дюн. Симму держался от нее чуть поодаль.
Упорная дева шла вперед по бесплодной, лишенной тени пустыне, пока жар полуденного солнца не стал совсем невыносимым. Она добралась до одиноко стоящего мрачного камня, иссеченного песчаными бурями и раскаленного солнцем, и присела отдохнуть в тени у его подножия. Симму приблизился к ней, ступая совершенно бесшумно.
Из всех демонов только ваздру умели пением навевать на людей сон. Эшвы были лишены этой способности лишь потому, что не умели разговаривать. Симму по-рысьи подкрался к женщине сзади и запел, подражая ваздру. Наверняка, на слух демона, его подделка оказалась намного хуже оригинала. Однажды у соленого озера Симму уже пытался сделать нечто подобное, и эшва с презрением посмеялся над ним: «Твоя тихая поступь напоминает удары грома, мы же — воздух». Тем не менее, и это посредственное пение оказалось достаточным для смертной.
Успокоившись, женщина перестала исступленно рыдать, прислонилась к скале и облегченно вздохнула. Симму приподнял покрывало девы. Хотя глаза несчастной стали красными от слез, а рот скривился в сварливой гримасе, она все еще оставалась красавицей. Симму поцеловал ее, и губы, сведенные судорогой, расслабились, на лице ее появилась блуждающая улыбка. Она уснула в тени камня, впервые за три года уснула спокойно. Симму забрал ее одежду, оставив взамен только свой плащ, чтобы несчастная могла укрыться от жара пустыни. Впрочем, любой демон оставил бы ей и того меньше. Симму до сих пор не приносил Смерти лишних жертв.
После этого Симму расстался и со своим мужским полом.
Целый год он был мужчиной и только мужчиной. Глядя на его тело, никто не усомнился бы в этом. И эта форма за прошедший год затвердела, стала жестче, чем она была в прежние годы, когда ревность, любовь и страх открывали в Симму способность к необычным перевоплощениям. Симму привык быть мужчиной, и стать женщиной оказалось для него теперь довольно сложно. Он чувствовал, как что-то растягивает и разрывает его плоть, но еще больше его мучила мысль, что здесь что-то не так. Однако разум Симму был менее гибок, чем его необыкновенное тело. То, что раньше было сладкой болью, приносящей наслаждение и удовлетворение, теперь воспринималось как самоотречение. Симму испытывал ненависть и отвращение к своему новому облику, но в то же время он хотел, чтобы это случилось. Ведь только так ему удастся проникнуть в сад.
Потом — казалось, мгновенно — борьба утихла. Симму стоял, дрожа. Он больше не был героем. Он стал героиней.
Монета перевернулась. Симму-мужчина — широкоплечий, узкобедрый… Симму-женщина была такого же роста, довольно высокая для женщины, но не чрезмерно, ведь Симму не был гигантом. Его кости и мышцы таза, рук, ног, груди сразу же утратили мужественность. Симму-женщина оказалась стройной, но не худой, с высокой грудью и гладкой кожей; исчезли все следы волос на теле и лице. Симму была прекрасна, намного красивее девы, спавшей у камня.
Без колебаний Симму надела платье девы, спрятав под покрывалом лицо и распущенные волосы.
Ее ноги, босые и изящные, хотя и не слишком маленькие, были, несомненно, женскими. На платье, промокшем от слез и высушенном солнцем, остались две округлые выпуклости от грудей, которые теперь заполнились.
Симму продолжила свой путь только через час. Прекрасная, одинокая изгнанница, оплакивая свою горькую судьбу, направилась к колодцу.
Уже наступал вечер, когда ее увидели со сторожевых башен. Стражи показывали на нее пальцами, охваченные благоговейным страхом. Они всегда понижали голоса, когда видели возвращающуюся женщину. Несмотря на страх, они были несколько раздражены: опять придется пробираться мимо бестолково рыщущих по склонам чудовищ и нести в город тело несчастной.
Но стражники были не одиноки в своем раздражении: дозорные отряды, заметив приближающуюся деву, ворчали что-то в том же духе.
И вдруг, пока часовые стояли, созерцая ее, бредущую в благочестивом и неприветливом смирении, на склонах гор началось настоящее столпотворение.
Из своих нор и пещер хлынули сотни чудовищ, рычащих, ревущих, визжащих и воющих. Их пасти изрыгали пламя, и воздух заволокло дымом. Чудовища так сильно хлопали крыльями, что медные перья с грохотом дождем сыпались на землю. Гигантские змеи извивались и шипели. Чудовища скалили тигриные клыки, их копыта стучали по горному склону, а рога грохотали, ударяясь о камни и скалы.