Власть и оппозиции
Шрифт:
В ответном письме Троцкого Седову говорилось, что предложение о блоке представляется ему в целом приемлемым. Подчеркивая, что речь должна идти именно о блоке, а не об объединении с «новыми союзниками», Троцкий писал, что на первых порах задача блока должна сводиться к взаимному обмену информацией. Он предложил, чтобы «союзники» присылали корреспонденции для «Бюллетеня»; редакция будет их публиковать, оставляя за собой право их комментировать. Троцкий просил Седова прислать ему дополнительные сведения о том, кто подписал опубликованную «Социалистическим вестником» «Декларацию 18-ти» (рютинский «Манифест»), и о том, какова позиция «ультралевых групп» (децистов, рабочей оппозиции и др.) [737].
Сформировавшийся к осени 1932 года блок не успел приступить
Впервые опубликовавший переписку Седова и Троцкого французский историк П. Бруэ полагает, что в результате арестов 1932—33 годов Сталин и ГПУ не узнали о попытке образования блока. Смирнов был осуждён к 10 годам тюремного заключения за свои «зарубежные контакты» (по-видимому, с Седовым.— В Р.), но не как вдохновитель «блока». Другой корреспондент «Бюллетеня» Константинов был арестован и осуждён за то, что он критически говорил с товарищами о политике Сталина, но при этом не был идентифицирован, как «троцкист». Переверзев, Кочерец, Островская, Рафаил были арестованы за деятельность их собственной группы. Однако многие лица, вовлечённые в блок или в контакты с ним, например, Ломинадзе, Сафаров, Тарханов, Евдокимов, Сафонова, Шацкин остались на свободе и даже не были исключены из партии. Если сталинская печать не упоминала в 1932—36 годах о «блоке», то только потому, что ОГПУ не знало о его существовании. По-видимому, следователи приняли в этот период за «оппозиционный блок» рютинскую группу, которая сама по себе представляла блок правых и левых оппозиционеров [738].
Хотя ГПУ вело тщательное наблюдение за деятельностью Троцкого и Седова, оно не сумело зафиксировать никаких их встреч с единомышленниками из СССР. Осуществив в конце 1932 — начале 1933 годов серию арестов участников различных оппозиционных групп, ГПУ получило некоторую информацию об их антисталинских настроениях и действиях. Однако ни один из арестованных не упомянул на допросах о попытке сформировать блок оппозиционных течений и не выдал связанных с блоком товарищей. Лишь после новой волны арестов, последовавших за убийством Кирова, допросов и передопросов арестованных с применением зверских пыток, Сталин получил информацию о блоке, ставшую импульсом для развязывания им великой чистки [739].
XLIII
Дело «нелегального троцкистского центра»
После ареста группы Смирнова нелегальная деятельность троцкистов не прекратилась. В конце 1933 — начале 1934 годов ОГПУ напало на след «нелегального всесоюзного центра» троцкистской организации, который готовил побеги ссыльных оппозиционеров с целью перевода их в подполье и собирался созвать весной 1934 года тайную всесоюзную конференцию троцкистов. По этому делу в различных городах были проведены аресты троцкистов. Первой была арестована А. П. Лифшиц, которая на протяжении двух месяцев допросов отрицала наличие подпольного троцкистского центра. Затем от неё удалось добиться признаний в том, что в марте 1931 года она бежала из ссылки, в конце 1932 года установила связь с Раковским и по его поручению готовилась к объезду всех мест троцкистской ссылки с целью объединения находившихся там оппозиционеров [740]. У названных ею лиц были при обысках изъяты статьи и письма Троцкого, а также написанная заключёнными Верхнеуральского политизолятора листовка, призывавшая к голодовке протеста против ужесточающихся репрессий. Таким образом, ОГПУ узнало о сохранявшихся контактах Троцкого с оппозиционерами, находившимися не только на свободе, но и
Согласно данным ОГПУ, костяк «Всесоюзного троцкистского центра» составляли лица, исключённые в 1927—30 годах из партии за участие в левой оппозиции и отбывавшие ссылку в разных районах страны. Предъявленное им обвинение в стремлении к консолидации, объединению и подпольной деятельности, по-видимому, имело известные основания.
О характере следствия свидетельствуют заявления уцелевших обвиняемых по этому делу, полученные в 1956—57 годах: «Долго я не подписывал протоколов, на что мне следователь сказал — если я не подпишу, то будут арестованы мой отец и моя невеста и будут содержаться в тюрьме, пока я не подпишу предлагаемого протокола о полном признании своей вины… Я подписал всё, что от меня требовали»; «Потеряв совершенно сон, на допросах могла слушать только рассказы следователя о придуманном кем-то моем преступлении и плакать» [741]. Можно полагать, что в период «переследствия» эти лица не сообщали всей правды о своей деятельности, поскольку они знали, что хрущевское правосудие по-прежнему считает нелегальную антисталинскую деятельность тридцатилетней давности уголовным преступлением.
О характере предъявленных арестованным обвинений свидетельствует зафиксированное в деле показание одной из заключённых, что она «информировала Лифшиц в контрреволюционном духе о ходе коллективизации на Украине». Этот «контрреволюционный дух» заключался в том, что она «думала, что, может быть, возможны мероприятия, которые предотвратили бы голод и те жертвы, которыми сопровождался процесс коллективизации». В «дело» были включены также показания о том, что нелегальная троцкистская группа ставила, целью «очистку ленинизма от сталинского социализма» [742].
Одной из целей, которую Сталин и ОГПУ преследовали при организации этого дела, было, по-видимому, давление на Раковского, седьмой год находившегося в ссылке и упорно не соглашавшегося на капитуляцию. Хотя Раковский, согласно материалам следствия, числился организатором «Всесоюзного троцкистского центра», его не только не арестовали, но в 1934 году возвратили из ссылки. После выступления о разрыве с оппозицией он был назначен начальником управления учебных заведений Наркомздрава РСФСР, а в 1935 году восстановлен в партии.
Всего по делу «нелегального троцкистского центра» было привлечено 39 человек, большинство из которых были приговорены к лишению свободы или к ссылке сроком на 2—5 лет. В 1937—38 годах многие из них прошли переследствие, в результате которого были расстреляны или приговорены к новым срокам заключения в лагерях. Уцелевшие и выпущенные на свободу после отбытия срока неоднократно подвергались репрессиям в последующие годы.
XLIV
Политика пряника и кнута
Открыв новую серию расправ над бывшими оппозиционерами, Сталин одновременно продолжал осуществлять свою политику «великого дозировщика». В мае 1933 года он разрешил вернуться в Москву Зиновьеву и Каменеву после публикации в «Правде» их покаяний в «дискредитации вождя», в «ошибочности, а частью и преступности своего поведения» [743]. В конце 1933 года Зиновьев и Каменев были восстановлены в партии. Ещё до этого Каменев был назначен заведующим издательством «Academia», а в мае 1934 года — организатором и директором Института мировой литературы АН СССР. Зиновьев был включён в редколлегию журнала «Большевик» и назначен членом правления Центросоюза.
Комментируя вторичную капитуляцию Зиновьева и Каменева, Троцкий писал: «Они капитулировали ещё в январе 1928 г. Но перед кем? Перед анонимной бюрократией, под именем партии. Сейчас такая капитуляция потеряла всякую цену. Надо признать непогрешимость Сталина, чтоб иметь право политически жить и дышать… Зиновьев с Каменевым „признали“, т. е. окончательно опустились на дно. Личная судьба их глубоко трагична. Когда будущий историк захочет показать, как беспощадно эпохи великих потрясений опустошают людей, он приведет пример Зиновьева и Каменева» [744].