Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
Шрифт:
Со студенческих лет я считал, что 37-й — это год расправы сталинистов с недовольной режимом интеллигенцией и верными ленинцами. Так въелась в мое сознание пропаганда материалов XX съезда КПСС. Да, репрессиям подверглись многие люди с громкими именами, потому-то пора эта и стала восприниматься нашим поколением как кремлевская кампания против организованного инакомыслия. Но вот я собрал воедино списки всех арестованных — там сплошь безответный народ.
У меня довольно редкая фамилия. Я взял только своих однофамильцев и только со своей родины — двух небольших районов Восточного Казахстана. Это таежная глубинка, где несколько оторванных от мира поселков и заимок ютились у подножий гор. Ни кулаков вокруг, ни троцкистов, ни фанатов ленинского наследия. Вот кого вывозили из тайги под конвоем:
1. Полторанин Родион Артемьевич, 1900 г.р., русский, образование начальное, работал старателем,
Осужден 19,11.1937, тройка при УНКВД по ВКО (Управление наркомата внутренних дел по Восточно-Казахстанской области. — Авт.).
Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.
2. Полторанин Емельян Фирсанович, 1892 г.р., русский, неграмотный, работал лесорубом, село Бутаково.
Осужден 25.10.1937, тройка при УНКВД по ВКО.
Расстрел. Реабилитирован 01.10.1957.
3. Полторанин Сергей Яковлевич, 1894 г.р., русский, неграмотный, пчеловод (пасечник), Большенарымский район.
Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.
Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.
4. Полторанин Петр Михеевич, 1894 г.р., русский, образование начальное, работал сплавщиком леса, село Большенарым.
Осужден 19.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО.
Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.
5. Полторанин Гурьян Артемьевич, 1895 г.р., русский, образование начальное, работал старателем, село Солдатово.
Осужден 06.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО.
Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.
6. Полторанин Евстигней Артемьевич,1891 г.р., русский, образование начальное, работал возчиком, село Верхняя Хайрузовка.
Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.
Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.
Нет смысла продолжать список, выше начального образования — а это церковно-приходская школа — не было ни у кого. Москва о таких и слыхом не слыхивала. Всего с наших районов в 37-м было расстреляно 28 Полтораниных, а 15 получили по десять лет. Там же было арестовано и расстреляно более ста неграмотных и полуграмотных Тютюньковых, Редькиных, Поляковых, Первушиных. За что? За то, что некому было за них постоять.
И такая вакханалия шла по всем областям. Партийные секретари — коллеги Роберта Эйхе вместе с чекистами прочесывали страну широкозахватным методом, уничтожая на пасеках и в старательских артелях «международные центры контрреволюции». В городах тоже брали беззащитных и тех, кто насолил местной знати.
Вождь, наверное, сидел в Кремле и цинично посмеивался: «Порезвитесь, ребята! А потом я буду резвиться с вами и, может быть, вернусь к вопросу о Конституции». Не удалось или не захотелось вернуться— теперь этого не узнаешь. А вот Роберту Эйхе (как и другим противникам— членам ЦК) Сталин не простил проигрыша. В том же 37-м «латышского стрелка» выдернули из привычной среды и послали «на чердак» — дали пост наркома земледелия СССР. С «чердака» легче спускать человека в подвал Лубянки. Вскоре инициатора «троек» арестовали, а после долгого следствия и суда в 40-м расстреляли. Хрущев на XX съезде КПСС выставлял партийных секретарей-палачей, в том числе и Роберта Эйхе, как безвинных жертв тирана. «Примером гнусной провокации, злостной фальсификации и преступных нарушений революционной законности. — говорил с трибуны Никита Сергеевич, — является дело бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК, одного из видных деятелей партии и Советского государства товарища Эйхе». Хрущев произносил одно, а сам, наверное, думал другое: «Все мы там стоили друг друга!».
Никита Сергеевич грешил безбожно, по-черному, но себя и своих подельщиков старался впихнуть в историю светлыми ангелами.
Так что на очередную беду нашей страны идею с альтернативными выборами партийная власть закопала на полстолетие. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предугадать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультантов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количественно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этажа хотели диктатуры закона и справедливого социального государства. По сути это были уже социал-демократы.
Когда генсек пошел на переделку политсистемы, у него так и не появилось полной свободы рук. Он не мог обратиться к нации с тем самым вопросом: «Вам удобнее стало жить… Что мешает еще?» Жить стало хуже, а мешало все. Вместо укрепления экономики, как предлагали советчики,
Идею с альтернативным голосованием и правом общественных объединений иметь в парламенте своих представителей команда генсека внедрила, значительно обновив, но выборный процесс оставила под контролем партийного аппарата. По форме — поклон демократии, а по существу — уступка кремлевско-кэгэбистскому закулисью и баронам-сепаратистам в республиках. Да еще придумали для подстраховки «Красную сотню». Через заградительные кордоны партийного аппарата пробиться в Народные депутаты СССР державникам было трудно. Хотя десятка три совсем уж обнаглевших первых секретарей выборы проиграли, большинство съезда народных депутатов СССР составили номенклатура и ее послушники (84 процента). Они и сформировали «свой» Верховный Совет. Не рискнул генсек, подрастерявший авторитет, покуситься на власть функционеров. Обозначил свою позицию: по какую сторону баррикад он находится. А хотел бы иного, мог обратиться к нижнему этажу партии через голову Политбюро и сепаратистов, — тогда у него еще оставались политические ресурсы. Но ставил ли он когда-нибудь цель перед собой, достойную личного риска? Или рассчитывал ехать на паллиативе до конца дней?
У Михаила Сергеевича, наверно, было достаточно поводов вспомнить слова Руставели: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Потому что много нелестных слов уже сказано о поведении вождей той поры. И здесь он вправе отмахнуться: «Из-за угла рассуждать легко. А я был на Голгофе, где слева и справа целили копьями между ребер». Пусть будет так. Только я ведь не вердикт составляю, а пытаюсь разобраться, как это наша власть, и мы вместе с ней, спускали великую державу в унитаз истории.
Мне кажется, что объяснять все случайными промахами, даже глупостью Кремля, по меньшей мере, несерьезно. Наступление на страну велось планомерно, с подготовленных позиций и по широкому фронту. Мы думали, что Горбачев топтался целых два года, не отваживаясь на благотворные реформы, и только ездил по регионам, заговаривая публике зубы. А он работал! Выдергивал из состава ЦК и Политбюро личность за личностью, заменяя их «сподручными» функционерами. Удаленных с Олимпа державников нарекал консерваторами, а новый призыв флюгеров-карьеристов — реформаторами. К началу 88-го года «своя в доску» команда в Политбюро была сформирована: сам Михаил Горбачев, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе, Николай Рыжков, Вадим Медведев и другие. Никто теперь не посмел встать во весь рост на виду у народа и потребовать от генсека снять маску с лица. Стой поры под видом реформ, как по строго разработанному графику — кем и когда? — начали стартовать разрушительные процессы: дезорганизовывалась экономика, обваливался уровень жизни, подстрекался сепаратизм.
Разве о перспективах страны (а не о своем временном политическом уюте или о чем-то другом!) думал генсек, переводя многонациональную державу, с ее обострившимися противоречиями на парламентскую форму правления? Горбачев взял на вооружение мечту националистов — концепцию сильных республик с рыхлой сердцевиной в Кремле. Номенклатура на съезде позволила ему за «прилежное» поведение стать сначала главой Верховного Совета, потом президентом. Судьба Михаила Сергеевича и Советского Союза теперь полностью зависела от нее. А ситуация требовала от Центра опережающих поправок Конституции СССР и опережающих действий.
Уже в марте 89-го одновременно с депутатами страна могла и готова была выбрать Президента Советского Союза — всенародным голосованием. Ничто этому не мешало. Нужны были только поправки в Закон и воля самого Горбачева. Но нации он стал доверять меньше, чем номенклатуре. А всенародно избранный президент — это сильный Центр, это мощный конституционный рычаг для обуздания баронов-самостийщиков. Продолжали бы действовать при таком варианте центробежные силы? В некоторых регионах вполне возможно! Но тогда осенью того же года, а не в марте 91-го (с большим опозданием!) должен был состояться всесоюзный референдум с вопросом о сохранении СССР. Он не оставил бы сепаратистам никаких законных лазеек. А на противозаконные действия в государстве с сильным дееспособным Центром самостийщики не решаются. И наоборот, совершенно ни к чему была спешка с выборами весной 90-го народных депутатов союзных республик. Было же очевидно, что эти кампании партийно-кагэбистская мафия сполна использует в своих разрушительных целях. Так и произошло, подручные этой мафии «отстреливали» кандидатов-державников еще на дальних подступах. И обеспечивали в местных парламентах абсолютное сепаратистское большинство. А всенародно избранный Президент СССР мог использовать отсрочку выборов для обуздания националистической вакханалии.