Властелин Хаоса
Шрифт:
– Дарлин и прочие мятежники могут подождать. Саммаэль – вот что сейчас важно.
– В таком случае давай двинемся на Иллиан сейчас, – предложил Джеран. – И забудь ты об этих мокроземцах, Ранд ал’Тор. Ведь здесь сейчас собралось почти двести тысяч копий. Мы разобьем иллианцев еще до того, как Вейрамон Саньяго и Семарадрид Маравин преодолеют половину пути.
Ранд на мгновение прикрыл глаза. Ну, неужто все так и будут без конца с ним спорить? И айильцы туда же, а ведь они не из тех, кто робеет от одного сердитого взгляда Возрожденного Дракона. Пророчества мокрых земель ничего для них не значили, и они не испытывали почтения к титулу Возрожденного Дракона. Айильцы следовали за Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом, за Кар’а’карном, но и Кар’а’карн, о чем ему уже надоело слышать, вовсе не был королем.
– Я хочу, чтобы каждый из вас пообещал, что не уйдет отсюда до прибытия Мэта.
– Мы останемся, Ранд ал’Тор. – В обманчиво мягком голосе
– Хоть это и пустая трата времени, – добавил, поморщившись, Ган.
– Да не видать нам вовек прохлады, если это не так, – подхватили Джеран и Эрим.
Ранд не ожидал, что они так легко согласятся.
– Чтобы сберечь время, то и дело приходится тратить его впустую, – пояснил он, и Ган фыркнул.
Громоходцы приподняли на шестах боковины шатра, чтобы его продувал ветерок. Он был жарким и сухим, но айильцы, по-видимому, находили его освежающим. Ранд же потел не меньше, чем на солнцепеке. Сняв шуфа, он уселся на сложенные коврики напротив Бруана и остальных вождей. Девы, присоединившись к Громоходцам, окружили шатер. Время от времени они беззлобно подтрунивали друг над другом и весело смеялись. Кажется, на сей раз в обмене колкостями верх взяли мужчины, во всяком случае, Девы дважды поднимали свои круглые кожаные щиты и потрясали копьями. Ранд, как всегда, почти ничего не понял.
Примяв пальцами табак в коротенькой трубочке, он пустил по кругу кисет из козлиной кожи – в Кэймлине нашелся небольшой бочонок доброго двуреченского табака. Затем, пока остальные дожидались Громоходца, посланного к костру за горящим прутиком, он направил Силу, и его трубка зажглась сама собой. Наконец все раскурили свои трубки и, добродушно попыхивая, завели разговор.
Продолжался он примерно столько же времени, сколько и совещание с лордами, причем вовсе не потому, что обсуждались слишком уж важные дела. Просто, раз Кар’а’карн беседовал с вождями мокрых земель, ему надлежало поговорить и с айильскими. Айильцы были до крайности щепетильны в вопросах чести – понятие джи’и’тох, долг и честь, определяло все стороны их жизни. Правда, правила, которыми они руководствовались, уразуметь было порой столь же нелегко, как и понять их юмор. Они поговорили о подтягивавшихся из Кайриэна айильских отрядах, о том, когда ждать прибытия Мэта и что предпринять в отношении Шайдо, если вообще стоит что-либо предпринимать. Говорили и об охоте, о женщинах, о бренди – так ли он хорош, как оосквай, – и, конечно же, шутили. Даже терпеливый Бруан в конце концов беспомощно развел руками и признал, что ему не под силу втолковать Ранду, в чем соль тех или иных айильских шуток. Ну, как, во имя Света, можно уразуметь, что смешного в том, что мужчина, желавший жениться на одной женщине, женился на ее сестре, а какая-то другая женщина чем-то ненароком уколола мужа? Ган фыркал, ворчал и решительно отказывался верить, что Ранду не смешно, – сам он так хохотал над историей о случайном уколе, что чуть не лопнул со смеху. Единственное, о чем никто не говорил, так это о надвигавшейся войне с Иллианом. Когда еще не отошедшие от смеха вожди ушли, Ранд встал, выбил трубку и, щурясь на солнце, наполовину спустившееся к горизонту, растер каблуком пепел. Еще было время вернуться в Кэймлин и встретиться с Баширом, но он вошел в шатер и долго сидел, молча наблюдая закат. Когда светило коснулось горизонта и краешек неба окрасился кровавым багрянцем, Энайла с Сомарой принесли ему тарелку тушеной баранины, да такую, что с избытком хватило бы на двоих, каравай хлеба и кувшинчик с мятным чаем, который тут же поставили охлаждаться в кожаное ведро с водой.
– Ты мало ешь, – промолвила Сомара. Она порывалась еще и пригладить ему волосы, но Ранду удалось уклониться.
Энайла взглянула на него и заметила:
– Не бегай ты так от Авиенды, она бы проследила, чтобы ты ел как следует.
– Он оказывает ей знаки внимания, а потом сам же ее избегает, – пробормотала Сомара. – Теперь тебе придется заново добиваться ее расположения. Попроси разрешения вымыть ей волосы.
– Ну, уж нет, так забегать вперед не стоит, – решительно возразила Энайла. – Пусть предложит причесать ее, для начала и этого будет более чем достаточно. Он ведь не хочет, чтобы Авиенда сочла его слишком настырным.
Сомара хихикнула:
– Мудрено счесть его не в меру настырным, коли он от нее прячется. Ты слишком уж скромничаешь, Ранд ал’Тор.
– Вы что, решили вдвоем заменить мне матушку, а?
Облаченные в кадин’сор женщины растерянно переглянулись.
– Как ты думаешь, это очередная шутка в манере жителей мокрых земель? – спросила Энайла.
– Не знаю. Не похоже, что ему смешно, – пожав плечами, ответила Сомара и похлопала Ранда по спине. – Я уверена, шутка у тебя что надо, но было бы неплохо разъяснить нам ее суть.
Ранд молча страдал, чуть ли не скрежеща зубами;
– В ее глазах ты должен выглядеть скромным, – наставляла седовласая Дева, – но не настолько, чтобы показаться скучным. Попроси ее потереть тебе спину в палатке-парильне, но сделай это с застенчивым видом, потупив глаза. А когда будешь раздеваться перед сном, чуток попляши, будто оттого, что просто доволен жизнью, а потом сделай вид, словно только что ее заметил, извинись – и быстро под свои одеяла. При этом не мешало бы покраснеть. Ты умеешь?
Ранд молча страдал. Девы, конечно же, знали многое, но кое о чем понятия не имели.
Когда он вернулся в Кэймлин, солнце давно закатилось. Ранд прокрался в свою спальню на ощупь, с сапогами в руках, с трудом находя путь в темноте. Даже если бы он не знал, что Авиенда находится там, на своем неизменном соломенном тюфяке у стены, то все равно почувствовал бы ее присутствие. В ночной тиши он отчетливо слышал ее дыхание. Ранд надеялся, что вернулся достаточно поздно и Авиенда уже уснула. Ему до смерти надоело выслушивать насмешки Дев по поводу робости и застенчивости. Они утверждали, что качества эти бесспорно хороши, но все хорошо в меру.
Устраиваясь в постели, Ранд испытывал и облегчение – сумел-таки незамеченным проскочить мимо Авиенды, и раздражение – не решился даже зажечь лампу и умыться. Он уже закрыл глаза, когда Авиенда повернулась на своем тюфяке – скорее всего, она вовсе не спала – и промолвила:
– Спокойного сна и доброго пробуждения.
Радоваться тому, что женщина, встреч с которой избегаешь, пожелала тебе доброй ночи, – это уж полная дурь. Вот как размышлял Ранд, ворочаясь на набитой гусиными перьями подушке. Авиенда, скорее всего, сочла его попытку пробраться в спальню тайком превосходной шуткой. Айильцы относились к юмору как к искусству, причем предпочитали такие остроты, от которых попахивало кровью. Перед тем как сон окончательно сморил его, Ранд успел подумать и о том, что у него в запасе есть действительно великолепная шутка, о которой, кроме него самого, знают лишь Мэт и Башир. Начисто лишенный чувства юмора Саммаэль и представить себе не мог, что собранная в Тире могучая армия – это самая грандиозная шутка, какую видел мир. Если повезет, Саммаэль расстанется с жизнью, так и не сообразив, что ему было над чем напоследок посмеяться.
Глава 5
ДРУГОЙ ТАНЕЦ
«Золотой олень» во многих отношениях оправдывал свое название. Большой обеденный зал был уставлен полированными столами и скамьями с резными ножками, а одна служанка в белом переднике только и делала, что без конца подметала такой же белый каменный пол. Стены были оштукатурены, а под высоким потолком тянулся узорчатый, голубой с золотом бордюр. Искусно сложенные каменные камины были украшены хвойными веточками, а над каждым дверным и оконным проемом красовалась резная оленья голова с ветвистыми рогами, поддерживающими винную чашу. На одной из каминных досок даже стояли часы, причем позолоченные. На маленьком помосте усердствовали музыканты – двое потных мужчин в одних рубахах играли на визгливых флейтах, другая пара на девятиструнных биттернах, а краснолицая женщина в платье в голубую полоску крошечными деревянными молоточками настукивала по цимбалам на тонких высоких ножках. Больше дюжины служанок в бледно-голубых платьях и белоснежных передниках сновали туда-сюда. В большинстве своем они были молоденькими и хорошенькими, хотя попадались и такие, которым было не меньше лет, чем самой хозяйке гостиницы госпоже Дэлвин – маленькой круглолицей женщине с жиденьким пучком седых волос на затылке. Заведение ее было из числа тех, которые всегда нравились Мэту, а его притягивали уют и запах денег. К тому же, что во многом определило выбор Мэта, «Золотой олень» находился в самом центре города. Безусловно, не все в нем оправдывало славу одной из двух лучших гостиниц в Мироуне. Из кухни тянуло репой, бараниной и острым ячменным супом, без которого здесь не обходился ни один обед. Все эти «ароматы» смешивались с запахами пыли и конского пота, проникающими с улицы. Но что поделаешь, город наводнен беженцами и войсками, а в окружавших его лагерях солдат собралось еще больше. Бравые вояки шатались по улицам, хриплыми голосами горланили солдатские песни и на чем свет стоит кляли невиданную жарищу. В воздухе висела горячая пыль, поднятая множеством сапог и конских копыт. Несмотря на духоту, окна гостиницы были плотно закрыты. Хозяйка знала, что стоит их приоткрыть, как в помещение набьется пыль, а прохладнее все равно не станет. Весь город был настоящим пеклом.