Властелин на час
Шрифт:
– А ты аккуратист, у тебя все так чисто, красиво…
– Знаешь, должен тебе признаться, ко мне иногда приезжает мама, – он виновато улыбнулся, помогая ей снять куртку и ботинки. – Она и прибирается, и даже варит мне кашу… Ничего больше не готовит, знает, что я дома не ем, что мне скучно одному есть. А вот овсянку варит, говорит, что утром это самая полезная еда… А пирожные я купил перед тем, как поехать за тобой…
– Ты знал, что я соглашусь приехать к тебе?
– Во всяком случае, надеялся… Ты будешь белое вино или красное? Или водочку?
– Красное вино.
Она выпила много красного вина, съела два пирожных и растянулась на диване, положив Саше голову на колени. Ей было так
– Знаешь, а ведь моя хозяйка чуть было не ушла к другому… У них любовь была. И он тоже, как вот и ты, сказал, что дети не помеха, что он полюбил ее и готов взять ее такой, какая она есть… Я думала, что такое может случиться с кем угодно, но только не со мной… Но Надины дети, похоже, просто притягивают мужчин…
– Ты сказала, что она чуть не ушла… Что, вовремя остановилась? Мужа пожалела?
– Нет, мужа она не пожалела… его вообще почему-то никто не жалеет. А ведь он хороший, добрый, таких мало… Она должна уже была уйти к Саблеру – так зовут… вернее, звали… у него фамилия такая… Короче: Саблера убили. В тот день, когда Надя должна была переехать с детьми к нему.
– Жестоко, вообще-то, – заметил Таганцев. – Я имею в виду, по отношению к мужу. Ты тоже способна на такой поступок?
– Не думаю… Просто Надя никогда не любила своего мужа – это единственное объяснение ее, как ты говоришь, поступку… Хотя я назвала бы это просто предательством. Но я помогала Дмитрию Александровичу выкрасть детей…
– А вот с этого места поподробнее, – услышала она и почувствовала, как с нее снимают кофточку, как расстегивают лифчик…
– Мы не торопимся? – прошептала она, чувствуя, как мужские руки опускаются ниже, расстегивают молнию на брюках.
– Давай ты сама… разденешься… И приходи в спальню…
13
Чувство стыда и неловкости перед братом, которому, пока идет ремонт в комнате Вероники, приходилось спать в кабинете на диване, делало Шубина скованным, неуверенным в себе любовником. Но он надеялся, верил, что она сохранит с ним близкие отношения не только из чувства признательности за то, что он для нее сделал. Хотя, с другой стороны, он прекрасно понимал, что некрасив, непривлекателен, что не пользуется успехом у женщин так, как Василий или Крымов. Поэтому он до последнего оттягивал момент, когда ему уже совершенно нечего будет делать в офисе, чтобы пойти к себе в комнату, где уже давно спала немного приболевшая, по ее словам, Вероника, не зная, как себя с ней вести. В болезнях женщин он не разбирался, но решил почему-то, что ее недомогание связано с теми переживаниями, что ей пришлось испытать за последние сутки, или же под словом «приболела» скрывалось вполне объяснимое для такой ситуации желание женщины побыть одной. Быть может, и она не знает, как ей теперь вести себя с Шубиным, ложиться спать с ним в одну постель или же попросить его постелить ей отдельно… Он не хотел, чтобы она спала с ним из чувства благодарности, ему была невыносима даже сама мысль об этом. Но прийти в комнату, сесть на постели возле Вероники, взять ее за руку и сказать ей об этом он не мог.
Он вошел в комнату и, прикрыв за собой дверь, постоял некоторое время на пороге, привыкая к темноте, как вдруг услышал:
– Я жду тебя весь вечер… Все думаю, как тебе сказать, что следующая на очереди после Маши – я… Включи свет, я должна увидеть твое лицо, Игорь.
Он сделал несколько шагов, включил лампу и тотчас увидел сидящую на постели в новой голубой пижаме Веронику. Полусонная, растрепанная, она была такая милая, такая красивая в эту минуту, что он едва сдержался, чтобы не подойти к ней и поцеловать, прижать к своей груди и сказать ей, что теперь, что бы она ни сказала, о чем бы ни попросила, он сделает для нее все. Он, конечно же, не понял, что она сказала, ему было приятно, что она не спит, дожидается его и хочет с ним поговорить.
– Сядь, ну же! – она похлопала ладонью рядом с собой, приглашая Шубина присесть. – Ты слышал, что я сказала?
– Что? – Он сел совсем близко от нее, не выдержал, взял ее руку в свою. – Что ты говоришь? Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, только вот голова немного побаливает… Я говорю, что после Машки он мог убить и меня, этот Макс, понимаешь? Вот я и подумала, вы же хотите ловить его на живца… так этим живцом могу быть я… Ради Машки, ради того, чтобы в мусорных баках больше не находили изрезанных девчонок… Надо только подумать, как сделать, чтобы он меня на самом деле не зарезал. Машка мне рассказывала, что он и прежде пытался пустить ей кровь, обещал хорошо заплатить, чтобы только она позволила ему сделать порезы… Он же псих, таких клиентов вообще очень много… Я так считаю, что нормальные мужики все женаты, у них семьи, дети…
– Для начала надо бы узнать его фамилию… Но, Вероника, то, что ты предлагаешь, – очень опасно. Ты же сама понимаешь…
– Так я же буду не одна, где-то поблизости будешь ты… А когда он возьмет в руки нож, вот тогда вы и схватите его.
– Как ты поймешь, что он сейчас начнет действовать? Вряд ли твоя подружка сидела и ждала, когда он ее убьет. Я думал над этим… Наверно, она спала, он ей что-нибудь подмешал в вино или водку.
– Маша любила выпить, это верно. Но я-то пить не буду…
– Вероника, я пока не готов дать тебе ответ. Может, вместо тебя мы пригласим другую девушку?
– Никто не согласится. Разве что кто-нибудь из новеньких, которые ничего о нем не знают. Но они могут погибнуть… Новенькие из страха много пьют, чтобы расслабиться. Ну так что? Попробуем?
– Я подумаю.
– Ты боишься за меня?
– Боюсь, – признался он и сжал ее руку. – Да и вообще, может привлечь к этому делу прокуратуру? Тем более что уголовное дело наверняка заведено, убийца-то не найден…
– Они никогда его не найдут, уж я-то знаю. Ладно, ты думай, а теперь давай спать. У меня голова кругом идет. Я и не подозревала, что такая впечатлительная… Ложись, не бойся, я тебя не съем. Поговорил со своей хозяйкой обо мне?
– С чего это ты взяла?
– Просто знаю, и все. Не каждый же день принимаете на работу таких, как я…
– Вероника, я бы не хотел об этом…
– Я – тем более. Раздевайся. Если стесняешься, погаси лампу… Ты такой смешной…
Она вдруг вскочила, выключила лампу и принялась раздевать Шубина.
– Ты себе не представляешь, с каким чувством я ждала тебя весь вечер… Не могла оставаться там, вместе с вами, – шептала она ему на ухо, обдавая жарким дыханием, – мне еще трудно… Но ведь ты мне поможешь? Поможешь?
Он в темноте перебирал пальцами ее шелковые кудри, целовал милое лицо и не верил своему счастью. И только странное ощущение не покидало его все то время, что он держал в своих руках Веронику, что он утром проснется, а ее нет. Ему было стыдно признаться себе в том, что даже с Юлей Земцовой во время их бурного, как ему тогда казалось, романа он не испытывал таких нежных и сильных чувств, какие он питал к Веронике. За несколько часов она стала ему родным человеком, и он знал, что, даже если случится самое ужасное – она бросит его, – он никогда не пожалеет о том, что познакомился с ней, и станет вспоминать ее, эту необыкновенную девушку, как самое дорогое, что было у него в жизни. Поэтому ее идея стать приманкой для извращенца, садиста причиняла ему боль, настолько он боялся потерять ее.