Властелин рек
Шрифт:
ГЛАВА 2
Петр Никитич Шереметев с толпой вооруженных слуг, словно хозяин, въезжал в имение своего дяди — Федора Васильевича. Дворовые, зная Петра в лицо, не посмели его остановить.
Гордо задрав опушенный первой светлой порослью подбородок, Петр осмотрел двор, усмехнулся чему-то, придирчиво поглядел на смущавшихся девок. Спрыгнул с седла и, уперев руку в бок, медленно стал шагать к терему, вытягивая вперед ноги в щегольских красных сапогах. По пути, приобняв одну из приглянувшихся ему девиц, он шепнул ей на ухо:
— Скажи мне, есть ли здесь у
— Я здесь, — ответил за девицу вышедший из толпы дворовых седовласый жилистый старик. Мягко отстранив девицу, Петр, улыбаясь, словно довольный лис, поманил его рукой.
— Ты-то мне и нужен. Пойдем…
Уже год Федор Васильевич Шереметев находился в польском плену. И, как надеялся Петр, он сдохнет там от лишений и голода. Еще несколько лет назад Федор Васильевич не чурался раздавать племяннику тяжелые затрещины (навсегда запомнил Петр, как в шутку хотел стащить саблю дяди, и тот так больно настучал по голове, что и на следующий день в глазах все кружилось и двоилось). Все эти годы Петр пытался понять, за что его презирает родной дядя, чем провинился перед ним несчастный ребенок-сирота?
А теперь Петр решил, что вправе распорядиться имуществом Федора Васильевича, как ему захочется. Во-первых, он желал отомстить за годы унижений своему дяде, а во-вторых Негр пока был единственным взрослым мужчиной в семье Шереметевых. А ведь Негр действительно считал себя взрослым! Как-никак семнадцать лет исполнилось! Уж успел мыльником на последней свадьбе государя отслужить! И сколь еще впереди!
Негру было недосуг копаться в бумагах, где описывалось имущество Федора Васильевича — для этого он привез своих приказчиков. Вооруженные ратники, что пришли вместе с Петром, выгребали из кладовых сундуки с тканями, посудой, оружием, тащили иконы. Закинув ноги в своих великолепных червленых сапогах на обеденный стол, Петр думал о том, что все складывается для него как нельзя удачно.
Он по-прежнему жил в имении покойного отчима своего, Ивана Шереметева Меньшого, хотя и мечтал уже съехать оттуда в свой терем (от покойного отца ничего не осталось, имение отобрано было государем как у изменника). С Еленой, родной дочерью Ивана Меньшого, он лишь с годами нашел общий язык, радел он за нее, как за родную сестру, и Федю, младшего брата Елены, любил всем сердцем. Сыновью любовь питал он и к их матери, Домне Михайловне. Правда, в последние годы она совсем ослабла от болезни, не оправившись до сих пор от гибели мужа…
Все изменил случай, и Петр считал, что перед ним вскоре будут открыты все двери. В прошлом году боярин Никита Романович Захарьин выдал свою дочь Анну замуж за князя Ивана Троекурова, родного племянника Домны Михайловны. На правах родича он, со своим старшим сыном Федором, зачастил в гости к Домне Михайловне. Петр поначалу не знал, о чем они говорят за закрытыми дверями, не знала и Клена, все пытавшаяся подслушать…
Но Федор, сын боярина Никина Захарьина, сам вскоре вышел к Петру, обнял его за плечо, спросил про службу для приличия, отпустил какую-то непристойную шутку, а потом, похлопав Петра по груди, сказал главное:
— Хотим мы царевича Ивана женить на Елене. Ты как брат подсоби уж!
— Да я… — оторопел Петр, открыв рот, но Федор, смеясь,
— Тебе ничего для этого делать ненадобно, кроме как подготовить сестру к смотру невест! Ну и шепни ей, мол, скоро царевич Иван мимо имения проследует, пущай во двор выйдет… Матери не говори! Не дозволит! Ну… ты понял, да? Подсоби!
И, взглянув светло-светло в очи Петру, вновь похлопал его по плечу…
— Я боюсь спросить… Дозволено ли кем-то свыше, дабы вы забирали все это имущество с собой? — прервал его радостные мысли приказчик Федора Васильевича Шереметева. Он растерянно провожал глазами дюжих ратных, что тащили во двор всю многочисленную рухлядь. Вздохнув, Петр медленно скинул ноги со стола, поднялся и неспешным шагом приблизился к приказчику. Старик робко глядел на него, выпучив глаза.
— Ведаешь ли ты, плешивая борода, что господин твой присягнул на верность королю польскому в плену? Слыхал, нет? — тихо спросил Петр, подставив свое ухо к лицу приказчика. Старик закусил губу, опустил глаза в пол. Петр схватил его за бороду и проговорил в самое лицо, багровея от ярости:
— Я, ежели захочу, сожгу тут все к чертям! Внял? А теперь убирайся в свою нору, старая крыса!
Он толкнул старика в стену, тот упал и, пряча голову, уполз куда-то за угол. Оправив ладонью свои волнистые русые локоны, Петр медленно зашагал во двор…
А снаружи вернувшаяся с богомолья жена Федора Васильевича, боярыня Ксения Ивановна, перепуганной курицей металась вокруг набитых рухлядью возов.
— Господи! Господи, что это? — причитала Ксения Ивановна. — Господи! Отдайте! Отдайте! Что же это?
Но, увидев спускающегося с крыльца Петра, побледнела вмиг и, пошатнувшись, едва не рухнула на землю.
— Ты? — вымолвила с придыханием она. Петр одарил ее лукавой улыбкой и вскочил на своего коня.
— Вор! Тать! Нет, хуже вора! Пока хозяина нет, все вынес, пес! Как ты…
— А ну-ка, замолчи, матушка, пока хуже не стало! — прервал ее Петр, все так же радостно улыбаясь. — Чай, не обеднеете!
— Ты же нас с голыми стенами оставил, гад! — выкрикнула боярыня, и слезы ручьем брызнули у нее из глаз.
— Скоро я это имение полностью заберу. Тогда и поглядим, как ты ножками топать будешь! — торжествующе бросил ей Петр. — Поехали, молодцы! Засиделись мы в гостях!
Ксения Ивановна упала без чувств тут же. Дворовые бросились к боярыне, захлопотали над ней, подняв тучное тело с земли, понесли в дом.
А Петр Никитич Шереметев был счастлив. То давнее чувство ненависти, которое годами испытывал он к дяде, наконец начало отпускать Петра. Ему не нужна была вся эта рухлядь — хотелось уязвить ненавистного Федора Васильевича. Отчасти Петр надеялся, что дядя вернется однажды домой и увидит свое ограбленное имение. Вот где будет настоящая месть!
А ежели скоро Елена выйдет замуж за царевича… Ох, скорее бы! Скорее!
Едва было объявлено, что царевич Иван намерен жениться вновь, в слободу потянулись служилые люди со всех уголков, везти своих молодых сестер и дочерей на смотр невест. И все было пышно, торжественно и волнительно, толпы зевак встречали возки, в коих на погляд приезжали первые на Руси красавицы.