Властелин рек
Шрифт:
— Верно или нет — время покажет. Но враждовать с Годуновыми нам не след, — заключил Никита Романович. — Одно могу сказать точно — Борис дюже силен! Придется постараться Мстиславским и Шуйским, дабы его скинуть! Держись подле него, сын, во всем помогай ему и братьев на то наставляй.
— Так ли Борис честен с тобой, как ты ему доверяешь? — съязвил Федор, отвернувшись.
— И того до конца не ведаю, но знаю одно — Богдан Вельский к нему в друзья подбивается.
Сказал и замолчал тут же, а Федор даже на мгновение подумал, что
— Ты и Богдашке теперь доверять будешь так же?
— Богдашка нам нужен, покуда государь жив. А после… — возразил Никита Романович. Федор не верил своим ушам. Он глядел на отца, сидящего в резном кресле, укрытого тьмой, и, кажется, впервые осознал для себя его коварство и изворотливый ум. Теперь все, что происходит при дворе, — обо всем отец будет знать, на многое сможет влиять, и ныне он всегда будет на шаг впереди, чем Нагие, его главные соперники. И ради всего этого отдал он под венец Ирину, любимую дочь свою…
— Сам когда жениться намерен? — строго вопросил вдруг Никита Романович, будто прочитав мысли сына. Федор потупил взор, застучал нервно каблуком остроносого сапога по полу.
— Я намеренно тебя насильно не женю, дабы ты сам себе невесту выбрал и жил с ней в любви и согласии, как я жил с вашей матерью. А ты… Сколь девок тебе надобно еще перепортить, дабы ты поостыл?
Федор чувствовал, как лицо его заливается краской. Он хотел поднять глаза на отца, но не осмелился, чувствуя на себе его тяжелый пристальный взгляд.
— Год тебе даю, дабы ты нашел невесту. Ежели не исполнишь того — лишу наследства и нашего доброго имени. Внял? — требовательно произнес Никита Романович.
— Внял, — буркнул Федор, виновато взглянув на отца, такого сурового, холодного и потому словно чужого. Боярин грузно поднялся и, направляясь к дверям, мимоходом бросил сыну:
— Идем к гостям. Засиделись тут… Сором!
ГЛАВА 20
В сентябре казаки под предводительством Черкаса Александрова въезжали в Москву. Уставшие, в изношенной, местами порванной одежде, поросшие бородами и волосами, они везли с собою огромные тюки с пушниной, которые Ермак приказал им преподнести государю в дар «вместе со всею землею Сибирской».
В глубоком изумлении казаки осматривали Москву, огромную, необъятную, густо уставленную теремами и избами, увенчанную куполами бесчисленных церквей и соборов. Чего один только Кремль стоил со своими неприступными стенами и мощными башнями. На него и глядел пристально Архип, и в памяти его воскрешались давно забытые воспоминания о детстве и юности. Сам город, не раз погоревший за все эти годы и выстраиваемый заново, изменился до неузнаваемости, но Кремль словно возник наяву прямиком из его видений, когда изредка вспоминал он родителей и Москву, в коей родился. И чем дальше шли казаки, озираясь, по переполненным улочкам города, тем больше Архип погружался
— Глянь, а! Такого в жизни не видал!
— Я слыхал, что Москва больше моей Рязани, но тут пять таких городов поместится! — переговаривались меж собой изумленные казаки, делились своим восторгом с Архипом, но он, мрачнея, отводил глаза.
Впрочем, попасть к государю оказалось не так просто. Казаки жались на порогах приказов, ждали приемов, но все было безуспешно. Постепенно очарование Москвой испарялось, и мужики злились, что тут «люд волков хуже». Иной раз их чуть и с крыльца не погнали палками, ибо кто-то из казаков разгорячился и хотел рвануть в дверь мимо стражи, но свои насилу увели его.
— А может, и не нужна та земля Сибирская тут никому? Гляди, есаул. И до нас дела нет! Вернемся обратно? — уговаривали иные Черкаса, но тот даже слушать не хотел. Впервые сам атаман Ермак Тимофеевич поручил ему столь ответственное дело, и провалить его он просто не мог.
Поддерживал его Савва Волдыря, верный помощник Ивана Кольцо, отправленный им вместе с Черкасом руководить посольством. Казаки начали таскать с собой огромные тюки с пушниной как доказательство своего ответственного поручения. Изумленно дьяки глядели на бесценные связки соболей и лисиц, утирая разом взмокшие лица.
Архип таскался следом за всеми и трепетно ожидал конца посольства, после коего он решил уехать на поиски дочери и внуков. Какой прок казакам от него, старика, ежели государь даст Ермаку целое войско, с коим атаман еще долго сможет воевать с племенами и ханом Кучумом? Нет, Архип твердо решил для себя — после посольства подойдет к Черкасу и обо всем скажет ему! От одного на душе было тоскливо — привязался он к Мещеряку, как к родному сыну, и толком не попрощался с ним перед отъездом. Поймет, простит ли старика?
Наступил октябрь, когда дело сие дошло до Андрея Щелка-лова, и тот, через доверенных людей лично удостоверившись в правдивости докладов, тут же сообщил об этом государю. Иоанн выслушал это известие со всей серьезностью и велел принять казаков в присутствии Боярской думы.
— Сколько, говоришь, они пороги приказов отбивают? спросил он замершего тут же Андрея Щелкалова и передвинул фигуру на шахматной доске — он вновь играл сам с собою. Заикаясь, переминаясь с ноги на ногу, Щелкалов ответил:
— Точно сказать не могу, великий государь, сам токмо сейчас узнал… Как узнал, тотчас доложил тебе! Тут же прибежал, великий государь, вот те крест!
Иоанн с презрением глядел, как крестится главный дьяк и, отвернувшись, молвил негромко:
— Не додавил я вас, гадов, а зря… Не приехал бы англиканский посол, первому тебе на колу задом елозить бы пришлось!
Щелкалов, схватившись за сердце, пошатнулся, пробубнил что-то жалобное.
— Выйди вон, — бросил ему Иоанн, не отвлекаясь от шахматной игры…