Властелины удачи

Роббинс Гарольд

— Еще не поздно все переменить, Голда, — говорила ее мать. — Всегда надо надеяться, оставляя отчаяние про запас.

— О чем ты, мама?

— Ты не вышла замуж за Натана. А следовало бы. Он умный, образованный молодой рабби, который со временем встанет вровень с твоим отцом. И женился он на девушке, которая уважает его. Но есть и другой человек. Он поздно начал учиться, но зато теперь его не оторвешь от книг. Он богат! Его отец умер и оставил ему двести тысяч долларов. С такими деньгами он смог оставить бизнес и посвятить себя изучению священных книг. Ему нужна верная

жена. Твой отец уверен, что ты сможешь расположить его к себе.

— У меня нет ни малейшего желания располагать его к себе.

Ее мать опустила голову.

— Мы пытаемся спасти тебя, Голда. Даже твой отец, который не желает тебя видеть, постоянно молится о твоем спасении.

— И какой он хочет меня видеть? — холодно спросила Голда.

— Сделай хоть что-нибудь для своей матери. Ответь мне на вопрос… Ты счастлива?

Голда глубоко вдохнула:

— Не могу сказать, что я счастлива. Но не могу назвать себя и несчастной. Дело в том…

— Тогда, если ты не хочешь завоевать уважение этого молодого человека, вот о чем я тебя попрошу. Ты помнишь миссис Грюнвальд… Семью Грюнвальд? У них была кулинария на…

— Я их помню, мама.

— Сын миссис Грюнвальд, Саул, врач. Он помогает людям, которые несчастливы. Сходи к нему, Голда. Он психоаналитик.

3

— С тобой это сделали до того, как ты мог этому воспрепятствовать, — говорила Гленда доктору Саулу Грюнвальду, держа в руке его обвисший пенис. — Я предпочитаю необрезанные. Как у Джиба.

— А чем они лучше? — спросил психоаналитик с нотками негодования в голосе.

— Зачем мне что-то тебе говорить, если изменить ты ничего не сможешь, — усмехнулась Гленда. — Крайнюю плоть заново не пришьешь. А вот если бы тебе предоставили выбор, я бы советовала не делать обрезание.

— Ты любишь этого shegetz?

— Вот что я тебе скажу. Я никогда не полюблю человека, который использует в своей речи такие слова, как shegetz. Или ниггер. Или кайк.

Тридцатипятилетний доктор Саул Грюнвальд совсем облысел. У него были карие навыкате глаза. Серьезность не покидала его, даже когда он забирался на Гленду.

— Извини. Со старыми привычками трудно расстаться.

— Очень даже легко, — возразила Гленда.

Доктор Грюнвальд, одевавшийся по ходу их разговора, нахмурился и оглядел комнату.

— Вернемся к исходному вопросу. Счастлива ты или нет?

— Сейчас — да. Потому что ты меня качественно оттрахал. А вот что будет со мной в полночь?

— На это рассчитывать не стоит.

— То есть спасение надо искать в психоанализе? За который я плачу?

— Голда, ты рабыня собственных чувств. Ты обиделась на отца…

— Мне было на что обижаться. Это я точно знаю.

— На твоем месте я бы бросил этого гоя и попытался наладить отношения с отцом.

— Кто говорит твоими устами? Фрейд или Моисей? Ты также советуешь мне выйти замуж за будущего рабби и сосредоточиться на домашнем хозяйстве и воспитании детей?

— Если б ты была счастлива, то не пришла бы ко мне. Тот, кто доволен собой и своей жизнью, не обращается

к психоаналитику. Я знаю, тебя послала ко мне мать. Но ты бы не пошла, если б не чувствовала, что тебе нужна помощь.

— Наладить отношения с отцом… Такое возможно только на его условиях.

— А чего ты хочешь, Голда? Чего ты хочешь больше всего на свете?

— Контракт на пять недель в первоклассном клубе вне Нью-Йорка.

4

В декабре тысяча девятьсот сорок второго года, когда Гленде только исполнилось двадцать лет, она впервые вышла на сцену стрип-клуба в Майами. Джиб Дуган, несмотря на все его пренебрежение к стриптизу, провел все переговоры и убедил ее подписать контракт. За каждую из двух недель ей полагалось пятьсот долларов, куда больше, чем она получала в Нью-Йорке.

И Мела Шмидта, владельца клуба, Джиб убедил в том, что он не прогадает, пригласив Голду, поскольку еврейский юмор особо оценят как евреи, приезжающие в Майами в декабре, несмотря на сложности военного времени, так и солдаты, находящиеся в отпуске или получившие увольнительную.

Мистер Шмидт в принципе согласился с Джибом, но настоял на том, что Гленда должна выступать в костюме, примятом в клубе, то есть практически без оного. И в контракте появился пункт о том, что она будет выходить на сцену в «сокращенном костюме, в каких работают другие артистки в «Casa Pantera» [38] . Джиб, кстати, согласился с ним, что на полураздетую певицу-танцовщицу-комика зрители будут слетаться, как мухи на мед. Шмидт пошел даже на то, чтобы дать в газетах рекламное объявление о выступлениях Гленды Грейсон в его клубе.

38

«Дом Пантеры» (um.).

До Флориды они добирались на поезде, причем большую часть пути простояли. Гленда никогда не уезжала дальше Катскилл, а потому, как зачарованная, смотрела в окно. Хотя она и знала, куда едет, летняя жара в декабре поразила ее. В Майами они прибыли рано утром, устроились в отеле, немного поспали, а уж потом отправились в клуб.

«Casa Pantera» представлял собой квадратное здание из бетона на Бискайском бульваре. Рекламный щит обещал грудастых брюнеток, фантастических блондинок, потрясающих женщин, которых нигде больше не увидишь.

В вестибюле их встретили фотографии стриптизерш: Эвы Эден, Чести Бун, Расти Бивер и Хоуп Даймонд. Их наряд составляли полоска ткани на груди и миниатюрный матерчатый фиговый листок между ног. Гленда ахнула. Она и представить себе не могла, что «сокращенный костюм», о котором говорилось в договоре, будет сокращен до такой степени.

Джиб отослал Шмидту фотографию Гленды в трико и ажурных чулочках. На ее афише значилось: «Прямо из Нью-Йорка и Катскилл! Зажигательные танцы, фантастические песни, сногсшибательные шутки Гленды Грейсон! Если вы не видели Гленду Грейсон, вы не видели ничего!»